Исследования истерии

Крайне редко удается достигнуть недр, держась за одну–единственную нить; чаще всего она обрывается на полпути, когда при надавливании рукой пациент вообще ничего не сообщает или в сообщении его невозможно разобраться, а за этим сообщением больше ничего не следует. Вскоре врач учится ограждать себя от путаницы, которая естественным образом может возникнуть в подобном случае. По выражению лица пациента можно понять, рассказал ли он и впрямь обо всем, что знал, или просто упомянул об обстоятельствах, которые не нужно разъяснять с психической точки зрения, или же работа приостановилась из–за чрезмерного сопротивления. Если сопротивление не удается сломить сразу, можно предположить, что нить привела врача к тому слою, который пока остается непроходимым. Эту нить отпускают, дабы подхватить другую, которая, возможно, заведет столь же далеко. Когда с помощью всех нитей удается добраться до этого слоя и обнаружить узлы, из–за которых в свое время невозможно было следовать за каждой нитью по отдельности, можно опять попытаться сломить новое сопротивление.

Нетрудно представить, сколь сложной может быть такая работа. Постоянно преодолевая сопротивление, врач проникает во внутренние слои, собирает сведения о том, какие темы сосредоточены в данном слое и какие нити здесь проходят, проверяет, насколько позволяют продвинуться вперед имеющиеся в наличии средства и полученные сведения, добывает с помощью процедуры надавливания на голову пациента предварительные сведения о содержимом следующего слоя, отпускает эту нить и снова ее подбирает, следует за ней, пока не доберется до узлов, старается ее не упустить и, выискивая группы воспоминаний, следит за всеми ответвлениями, которые в конце концов все равно сливаются воедино. Действуя таким образом, удается наконец проникнуть настолько далеко, что можно уже не переходить с одного слоя на другой, а двинуться по главному пути прямо к ядру патогенной организации. Бой выигран, но еще не кончен. Теперь нельзя упустить остальные нити, нужно извлечь весь материал без остатка; впрочем, пациент уже энергично помогает врачу, сопротивление его в основном сломлено.

На поздних стадиях этой работы полезно сообщать пациенту о предполагаемой взаимосвязи до ее выявления. Если предположение подтвердится, то аналитический процесс начнет развиваться быстрее, хотя и ошибочная гипотеза оказывается по–своему полезной, ибо вынуждает пациента занять определенную позицию и решительно высказать возражения, выдающие в нем человека, которому все известно наверняка.

При этом с изумлением убеждаешься в том, что невозможно навязать пациенту какие–то свои мысли о том, чего он якобы не знает, или повлиять на результаты анализа, подстегивая его  нетерпение. Мне ни разу не удалось с помощью прогноза изменить или исказить воспроизведение воспоминаний или взаимосвязь событий, а это наверняка было бы заметно по разладу в их структуре. Если мой прогноз и подтверждался, то многие внушающие доверие воспоминания всегда свидетельствовали о том, что я попросту высказал верное предположение. Стало быть, можно свободно делиться с пациентом своим мнением о следующей взаимосвязи; это не повредит.

Еще одно наблюдение, которое всегда можно подтвердить на практике, относится к воспроизведению, выполняемому пациентом самостоятельно. Можно утверждать, что все воспоминания, возникающие во время такого анализа, имеют определенное значение. По существу, ни с чем не соотнесенные мнемонические образы, которые как–то ассоциируются с образами важными, никогда не вклиниваются между иными воспоминаниями. Исключение, подтверждающее это правило, составляют лишь те воспоминания, которые, будучи сами по себе незначительными, все же необходимы в качестве соединительных звеньев, поскольку лишь через них поддерживается связь между двумя соотнесенными воспоминаниями. Как уже говорилось, продолжительность пребывания воспоминания в узком проходе, ведущем к сознанию пациента, напрямую зависит от его значения. Если какой–то образ не теряет яркости, значит, его еще не оценили по достоинству; если от какой–то мысли невозможно избавиться, значит, за ней нужно проследить дальше. Полностью избытое воспоминание никогда не возникает повторно; исчерпанный образ не явится снова. Если же это происходит, то наверняка прежний образ наполняется уже иным содержанием, а прежняя догадка подразумевает другой вывод, и значит, полностью они исчерпаны не были. Одни и те же мысли и образы разной степени выраженности, напротив, зачастую возникают повторно, представая поначалу в виде смутного намека, а затем с предельной ясностью, но нашему утверждению это не противоречит.