Исследования по истории платонизма

Показано, что предпочтение Дионисием «умопостигаемой» причастности «телесной» не означает внутренней противоречивости его системы. Анализ текстов неоплатоников, которые в прочих случаях служили Ареопагиту источником, демонстрирует, что Ямвлих, Юлиан, Сириан, Прокл, Дамаский важнейшую роль в возведении души к божеству отводили помимо созерцания священнодействию (теургии).

Путем сравнительного анализа текстов продемонстрировано наличие лексических заимствований и доктринальных параллелей между Церковной иерархией 3, 3 и второй речью Сократа из платоновского диалога Федр (243е-257b). Также отмечено, что строки из Федра 249се почти дословно цитируются в О божественных именах VII, 4 (872D-873А). Использованная Платоном в Федре игра слов τελέους τελετάς τελούμενος становится лейтмотивом словесной игры Церковной иерархии, переполненной лексикой от основы τελε-. Как показано, автор Ареопагитик виртуозно соединяет цитаты из Платона и Евангелий в единое целое, так что описание таинства евхаристии, творимого в воспоминание (άνάμνησις) об Иисусе, становится неотличимо от «припоминания (άνάμνησις) того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу… и поднималась до подлинного бытия» (Федр 249с).

В заключение обсуждается онтологический статус священных символов в Ареопагитиках. Указано, что в «Ареопагитском корпусе» символы — это не условные знаки, внешним образом отсылающие к некоей высшей реальности. Они сущностно причастны к этой реальности, так что в момент священнодействия высшее бытие реально присутствует в символе.

В статье В.В. Петрова «Теология символа у Карла Ранера и Герберта Форгримлера» формулируются основные положения метафизики символа, изложенной Ранером в работе «Zur Theologie des Symbols» (1959) и позже усвоенной Г. Форгримлером. Ранер указывает, что философская традиция знает две концепции «образа». В «аристотелевской» традиции, образ / символ есть внешний знак, указывающий на реальность, отличную от образа. В традиции «платоновской» образ / символ причастен реальности изображаемого и вызывает его присутствие (reale Anwesenheit) в образе. Ранер приводит примеры «реальных» символов: человечество Христа является реальным символом божественного Логоса; Церковь есть реальный символ присутствия Христа; церковные таинства суть реальные символы Божией благодати; тело является реальным символом человека; и, наконец, «да», произносимое во время бракосочетания, есть реальный символ добровольного согласия любящих связать себя узами. Согласно Ранеру, в полной мере подобное понимание символа проявляется в теологии, а потому «всякая теология несовершенна, пока не является теологией символа, теологией проявления (Erscheinung) и выражения (Ausdrucks), самоданности (Selbstgegebenheit) в том, что было учреждено как иное». Символ — это реальность, которая конституируется символизируемым, которая обнаруживает и возвещает символизируемое; это реальность, которая исполнена символизируемого, будучи его конкретным здесь-бытием (Da-sein). Лексика Ранера здесь свидетельствует о том, что он задействует категории из философии Гуссерля и Хайдеггера и прилагает их к евангельскому богословию, замечая, что, если теологии символической реальности суждено быть написанной, то христология, как учение о воплощении Слова, составит в ней центральную главу. Человечество Христа есть проявление (Erscheinung) самого Логоса, Его реальный символ (Realsymbol). Как Сын Отца, Логос в своем человечестве поистине является «открывающим» (offenbarende), делая Открытое присутствующим, Он — символ, в котором Отец высказывает себя миру.

В статье утверждается, что теология символа у К. Ранера и Г. Форгримлера обнаруживает типологическое сходство с учением о сакральных символах в позднем неоплатонизме и в Ареопагитском корпусе. Отмечено, что исторически богословие символа Ранера, представляет собой католическую реакцию на протестантское богословие символа П. Тиллиха, снижавшего онтологический статус культовых символов. Отмечено, что сам Ранер не ассоциировал свою теологию символа с таковой у неоплатоников. Ее теоретические основания имеют соответствия в философии духа Гегеля, в феноменологии Гуссерля и Хайдеггера, в «Философии символических форм» Кассирера и т. д. Тем не менее, в литературе, которую цитирует Ранер, имеются прямые отсылки и к неоплатоникам.

Г. Форгримлер сравнивает концепцию реального символа Ранера с представлением Гегеля об экстериоризации понятия, которое по своей природе стремится «манифестировать себя». По Форгримлеру первичным случаем такой экстериоризации является «человеческое тело и телесные действия, исполняемые с таким личным отношением, как любовь, вера или ненависть». Отмечено, что Форгримлер иллюстрирует свою мысль примерами сугубо неоплатонических конструкций, хотя и не объявляет об этом.