Иссык-Кульский эпизод

 С урочища Айлама спуститься – это тебе не в аквапарке по пластиковому желобу в бассейн скатиться! Да и тропа через арчевник мало похожа на дорожку ипподрома! Чтобы добраться с Айламы до леса мне бы минут сорок понадобилось! Да и то, если коня не жалеть! Но это мне. Преследователи, еще детьми приученные к верховой езде, лучше знали возможности лошади, как наездники были искуснее. Скорее всего маршрут ухода от лесной засады ими был заранее просчитан (с лошадью он единственный!). Не заморачиваясь, они пустились вдогонку.

 Впереди начинался хаос ледниковой морены и на лошади дальше было никак. У большого валуна, едва остановившись, я спрыгнул с нее. Поднапрягшись, я водрузил на плоское темя булыги солидный каменный обломок и придавил им лошадиный повод, исключая возможность разгорячённому коню опиться холодной водой из ледникового ручья, шумящего меж камней неподалеку.

 «Прости дружище, мне некогда разнуздать тебя!»

 Раздувая ноздри, конь тяжело дышал. Наклонив мне вслед осунувшуюся, как мне показалось, от усталости морду, Прыгун смотрел на меня исподлобья, осуждающе.

 Я тоже устал: дыхание мое сбилось, будто бы все это время бежал.

 Я прикинул расстояние, просмотрел свой возможный путь в скалах и, еще не совсем осознанно, еще не страшась, понял, что через Рачкулик уже не уйти! Не хватало всего ничего – десяти-двенадцати минут форы! Пока буду карабкаться по склону, добираясь до начала расщелины, в которой можно укрыться, я останусь на виду, стану удобной мишенью. В расщелине меня не достали бы – на это у кого угодно кишка тонка! Подтолкнутый, покатившийся с крутизны небольшой камень, набрав скорость, легко, как детскую пластиковую дудочку согнет в загогулину толстостенный стальной ствол винтовки, выставленный над головой для защиты от камнепада. Такое в горах случалось не раз.

 «Ну, хотя бы минут семь-восемь форы – на волевых, на адреналине добрался бы, дополз, докарабкался бы до расщелины!» – досадуя, несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул я, насыщая кровь кислородом.

 Оставался путь лишь один путь – через ледник Ашу-Тор, через перевал, на сырты!

 «А ведь это полная ж…а! Говорил же Марат, что перевальчик непростой, что два каравана сгинули в здешнем льду…, – замельтешили пораженческие мысли: – Впрочем, придумалось кое-что вчера – трудноосуществимое, может быть небезвредное для здоровья… В конце концов, где наше не попада…, тьфу ты, не пропадало! – попытался взбодрить я себя: – ж…а, как напоминают нам шутники – это тоже какой-никакой выход!».

 Я перепрыгивал по сразу оживающим, раскачивающимся под моими ногами камням, с каждым шагом забираясь все выше и выше. Думать об усталости было некогда. Только бы оторваться на дистанцию, непригодную для прицельной стрельбы! Лишь бы не было у Басмача охотничьего карабина! В том, что вслед мне сейчас раздадутся выстрелы, я не сомневался. Двести, ну, минимум полтораста метров – ой, как бы устроили! Если, конечно, стрелять будут из малокалиберки. Из маломощной винтовки с донельзя изношенным стволом, какие наличествуют тут у чабанов, с такого расстояния в движущую мишень попасть очень и очень трудно, почти нереально. Доводилось стрелять из таких вот карамультуков19, знаем. И все же. Крохотная, мягкая пуля из малокалиберной пукалки, растеряв с расстоянием убойность, скорее всего сразу не убьет, но дел понаделает: от потери крови, тем более в высокогорье, хорошего мало.

 Переводя дыхание, в полуобороте я различил внизу, среди валунов фигуры Османкулова и Басмача. Они уже побросали лошадей и бежали следом. Расстояние до них, навскидку, было чуть меньше двух сотен метров. Для вящего успокоения, оно могло быть и побольше!

 Бежать в гору по камням, да на такой высоте – понятие относительное. Я передвигался быстрым шагом по краю боковой морены: ноги, быстро налившиеся тяжестью, соскальзывали, я оступался и терял равновесие почти на каждом шагу. Пытаться «бежать» по вынесенным ледником на обочину впритирку к скалам, хаотично перемешанным движением льда каменным обломкам, занятие невеселое. По самому ледниковому языку «бежать» было бы «веселее», но там бы я маячил как на ладони – мой силуэт на фоне белесого льда был бы четко виден. Здесь же на морене, в выцветшей штормовке я почти сливался с камнями. При стрельбе каменные глыбы меня защитят.

 Надсадное дыхание заглушало почти все звуки.

 Как едва слышный щелчок камчи прозвучал первый выстрел. Каменная пыль едва заметным дымком вспучилась на рыжеватом сланце недалеко от моей головы. Ж-ж-ж! – отрикошетила от камня расплющенная пуля.

 «Ого, метко! – отметилось с тревогой. Сердце заколотилось где-то в горле: – Слава Богу, малокалиберка все-таки!» – порадовался «малости» я.

 Фьють, – пугающе близко промчалась над ухом следующая пуля, – Щчок! – ударила недалеко в камень другая. Обычного в горах эха даже не было слышно. Негромкие, нечастые выстрелы маломощной винтовки сами по себе казались безобидными.