Истерли Холл

– Нога сломана, парень, больше ничего. Но он видел, как был убит его сын. Это кровь Тимми, а он не может остановиться, все воет и воет. Джек, тебе придется быть сильным ради них всех. Всех, ты понимаешь.

Да, он понял и стал раскачивать и трясти отца, пока не приехал вагон, запряженный Зорькой. Вагоном управлял Тони, который ничего не знал. Никто ему не сказал. Почему парню ничего не рассказали? Почему?! Эта мысль вытеснила все остальные мысли у него из головы, и он сказал отцу:

– Почему парню не сказали? Почему, отец, ведь он был марра Тимми?

И тогда вой прекратился. Полностью. Джек почувствовал, что отец расправил плечи и отодвинулся.

– Займитесь парнем, – сказал он Сиду, державшему Тони, чтобы тот не бросился к Тимми. – Остальные, отнесите меня в клеть. Тимми тоже отнесите. Нам пора отправляться домой.

Но отца отправили в больницу, а Тимми на носилках перенесли на повозку, принадлежащую шахте. Управляющий, сняв шапку, стоял рядом. Мистер Оберон не появился. Был ли он вообще на шахте? Джек убил бы его, если бы увидел. Брамптон так поздно восстановил жеребьевку. Слишком поздно, будь он проклят. Поздно, поздно, поздно! Тимми завернули в мешковину, но Джек сдернул ее и прикрыл его своим и отцовским пиджаками. Парень заслуживает большего, чем простая дерюга.

Тони отправился в Истерли Холл – рассказать Эви. Но деньги за неотработанное время он потеряет.

– Ну и что? – ответил он. Пересохшее горло с трудом издавало хриплые звуки. Чувство одиночества уже проникло в него: его марра ушел, и солдатики остались незаконченными.

– Он недорисовал им мундиры, – бросил Тони на бегу.

Джек окликнул его.

– Сначала попробуй найти Саймона. Он сейчас должен быть с ней. – Но голос его невозможно было узнать.

Эви готовила тесто для пирогов на десерт. Один будет сливовый, другой яблочный. Миссис Мур отдыхала у себя. Слуги пересмеивались, сидя вокруг стола. Одни играли в «двадцать один», другие читали, кто-то спал, девушки занимались шитьем. Большинство, встречая Новый год, не спали и теперь приходили в себя после бессонных ночей. Новая помощница, Дотти, чистила решетку. Настоящая труженица, она была желанным подспорьем на кухне. Родом не из Истона, Дотти приехала из Госфорна, ее отец был забойщиком.

– Ну вот, Эви, теперь будет блестеть, – сказала она.

Леди Вероника передала, что чай будет ранний – в три часа. Эви бросила взгляд на часы. Господи, через десять минут. Кексы были уже готовы, часть стола накрыта скатертью для чаепития. Верная своему слову, леди Вероника ни словом не упомянула об их разговоре, и точно так же молчала Эви, но после первоначальной неловкости между ними установились менее напряженные отношения. Не дружеские, конечно, но они нередко обменивались понимающим взглядом, особенно после того, как стало известно, что, несмотря на арест Эммелин Панкхерст, Кристабель не вернулась в Англию поддержать мать.

– Доделаешь потом, Дотти. Сейчас убери все это и иди отдохни в зал для прислуги. Миледи спустится через минуту.

Эви бросила взгляд в зал. Роджер сидел там, уткнувшись носом в газету. Будто почувствовав, что она смотрит на него, он повернул голову. Глаза его излучали чистую ненависть. Ну и ради бога, она тоже терпеть его не может. Ей никогда не будет известно, что ему сказала леди Вероника, но, как бы там ни было, этого оказалось достаточно.

Со стороны двери до нее донесся сквознячок, и она подняла глаза. Это был Саймон. Она бросилась проверить чайник.

– Заходи, парень, но не надолго. Леди Вероника вот-вот придет пить чай.

Она подбежала к пирогам. Их надо доделать и поставить печься в течение двух минут.

Она позвала:

– Тебя что, наседка в крапиве вывела? Закрой дверь и пойди погрейся быстренько у решетки. Смотри, как Дотти ее начистила до блеска. Ты как раз вовремя принес яблоки, я уже собиралась идти тебя искать. Неплохо ваша лавка весь год работала.

Она услышала, как Саймон произнес:

– Дотти, быстро сходи за миссис Мур.

В голосе его прозвучало что-то страшное. Она замерла со скалкой в руках. Если она будет держать ее вот так неподвижно, ничего не произойдет. Совершенно неподвижно. Ничего не произойдет. Он уже был рядом с ней, протягивая руки, забирая скалку из ее пальцев, чтобы взять ее руки в свои. Он не должен это делать. Не должен. Она ударила его по руке.

– Нет, – прошептала она. – Нет! – Это был крик.

Он не слушал, просто отбирал у нее скалку, потому что она замахнулась на него. Замахнулась на своего прекрасного Саймона, с его мокрыми от слез щеками, красными глазами, дрожащими губами. И вот уже миссис Мур вошла на кухню и тянула Эви вниз, на табуретку. И леди Вероника уже здесь, переглядывается с другими. Миссис Мур что-то говорит ей.

– Нет, – сказала Эви и встала. – Нет, – повторила она, отбиваясь от Саймона.

Что за дурацкий цирк. И она по-прежнему не знает, кто пострадал, потому что никто ничего не говорил, и она снова потянулась к скалке. Снова и снова.

А потом раздался голос, очень мягкий и очень твердый: