Истерли Холл

Отец шел сзади, но, оказавшись рядом со своим ящиком, он крикнул вслед бредущим вперед Джеку и Мартину:

– Я проверю крышу и опоры у пласта Бена и приду.

– Угу, отец.

Уже две забастовки прошли, а отец по просьбе шахтеров оставался их десятником. Они хотели, чтобы он осматривал их участки, потому что он делал это тщательно и добросовестно. Но меры экономии никто не отменял, и все чаще опоры использовали по несколько раз. Но теперь, когда восстановлена жеребьевка, выработки у Джека возрастут, и показатели у Тимми смогут улучшиться, когда Брамптоны перестанут его контролировать.

Джек заставил себя слушать рассуждения Мартина о футболе. Всегда только матчи на уме у его марра. Джек улыбнулся. Он любил, когда все шло своим чередом, любил чувствовать, что все нормально.

Мартин обогнал его и пошел впереди, что-то мурлыкая себе под нос. Потолок прохода понижался, и они терлись хребтами о него, сдирая корочки с ранок. Пройдя так полмили, Мартин ударился головой о выступ. Мурлыканье превратилось в поток ругательств. Крыша ухнула, заскрипели сосновые опоры, угольная пыль засыпала им глаза. Лампы светили в ярде от них. Они остановились и ждали. Ничего не произошло. Джек подался назад на несколько шагов, стараясь вдыхать и глотать как можно меньше пыли.

– Мы почти на лаве[34], – окликнул его Мартин, продвигаясь дальше.

Через десять минут, согнувшись в три погибели, они добрались до места. Потолок снизился примерно до двух футов шести дюймов[35].

– Дрянь, а не лава! – крикнул ему Мартин. – Но у нее есть шанс стать лучше.

Он всегда кричал на лаву. Джек спрашивал, зачем он это делает, но марра сам не знал зачем. Просто продолжал это делать, и до сих пор это его уберегало.

– Постой! – крикнул в ответ Джек. – Подождем отца. Он уже идет, я слышу, как он ругается. Сейчас долбанется головой, так что не ты один, старик.

Оба засмеялись, и как раз из темноты выполз, скрючившись, отец. В руках у него были две короткие опоры и табуретка.

Джек окликнул Мартина:

– Старик, прости меня за этот паршивый…

– Заткнись. Не хочу ничего об этом слышать. Я тебе уже в прошлый раз сказал и до этого тоже. Не твоя вина, что эта сволочь, брамптоновское отродье, продолжает ставить нас сюда.

– Вот вам табуретка, – сказал отец. – Я думаю, вы можете немножко подрубить потолок, чтобы у вас появилось место для головы.

Он передал Мартину низкую табуретку и, внимательно всматриваясь в темноту под крышей, начал вгонять опору в крошечный разлом в породе. Он поднял повыше лампу и снова вгляделся в потолок.

– Послеживайте за ним, ребята, я зайду к вам через несколько часов.

Уходя, он похлопал Джека по плечу.

– Будь осторожней, парень.

– Как всегда, пап.

Лицо отца уже было черным от пыли, зубы казались ярко-белыми даже в тусклом свете лампы. Джек знал, что сам выглядит так же. Ну что, черт возьми, может шахтер предложить такой женщине, как Грейс? Да и вообще, с чего ей смотреть на мальчишку? Потому что по сравнению с ней он именно мальчишка. Ей тридцать, а ему будет двадцать три, хотя, когда он был рядом с ней, он никогда не думал о возрасте.

Отцовские шаги затихали. Он поднял молоток и принялся за работу. Вместе с Мартином они работали, пока не вернулся отец еще с двумя опорами. Он осмотрел крышу, а потом они устроились перекусить в том месте, где потолок был немного повыше. Вместе с хлебом и салом на зубах у них хрустела угольная пыль.

Тимми и Тони, оставив работу, устроились на корточках неподалеку от клети. Они стащили с себя рубашки, но продолжали потеть в ужасной жаре, жадно глотая из жестяных фляг теплую воду. Все-таки горло смочить получалось. Они достали хлеб с салом и принялись есть, не забыв, однако, оставить кусочки для Зорьки. Пони терпеливо ждала в нескольких ярдах от них. Мама дала Тимми четыре кекса, по два на каждого. Он отдал своему марра его долю.

– Это Милли испекла, после того как Эви вчера вернулась на работу. Это наша Эви научила ее печь.

Тони кивнул. Зорька неторопливо переминалась с ноги на ногу. Тимми запихнул последние крошки кекса в рот и мотнул головой в сторону пони.

– Что, по-твоему, она думала, когда после забастовки ее потащили с поля сюда?

Тони вытер рот, отпил еще глоток из фляги, откинул голову назад и вздохнул.

– Влипла по самое некуда, вот что она думала, – отозвался он.

Они с Тони всегда будут марра, думал Тимми. Он ни с кем другим не хотел бы работать. А все-таки он настоящий дикарь – не понимает, что можно все отдать за оловянного солдатика. Тимми завинтил флягу.

– Ну, за дело, старик, – сказал он. – Вагонетки уже наполняются.

Боб осторожно поднялся.

– Я ухожу, ребята. Будьте внимательны.