Однако теперь она уже шагу не сделает из барака, потому что, если Роджер увидит, что она ушла, он мигом притащит Милли обратно и бог знает чем будет с ней заниматься в темноте и уединении. Она подождала пятнадцать минут и только тогда поднялась, чтобы уйти. Возвращаясь, она всматривалась в кусты и деревья, не зная толком, что будет делать, если увидит их там, замышляющих что-то плохое. Скорее всего убьет обоих.
Когда Эви вернулась, Милли была уже на кухне. Эви потащила ее в кладовую.
– Послушай, ты же знаешь, что он такое. Я предупредила тебя, что он обещал, что нацелится на тебя, чтобы отомстить мне. Прошу тебя, пожалуйста, не играй в его игры.
Милли вырвалась.
– Не лезь в мои дела, Эви. Если он приглашает меня погулять, это потому, что я ему нравлюсь, и ты тут ни при чем. Не все происходит только из-за тебя, знаешь. Только потому, что миссис Мур учит тебя все время, ты думаешь, что ты какая-то особая, только никакая ты не особая. Ты такая же служанка, как я.
Лицо ее перекосилось, и она закричала:
– Он мне нравится, не понимаешь, что ли? Тебе хорошо, у тебя семья, дом и друг. А что у меня?
Эви затащила ее в глубь кладовой и захлопнула дверь, чтобы никто не мог услышать.
– Да, я знаю, что мне повезло, но выбери кого-нибудь другого. Чем плох Берни, ты ему нравишься, и он отличный парень.
Милли, тряхнув головой, сложила руки на груди.
– Он всего лишь младший садовник, а Роджер – камердинер. Тебе, может быть, нравятся те, кто копается в земле, а я предпочитаю чистые ногти и виды на будущее. Я вырвусь отсюда, вот увидишь.
– Но Роджер не…
Дверь открылась, и на пороге показалась миссис Мур.
– Ну-ка, девушки, выходите отсюда. Мне не нужны ваши крики. Давайте быстро.
Она слегка наклонила голову в сторону Эви.
– Оставь, – беззвучно сказала она. – Мы ничего тут не можем сделать.
Когда она в полночь поднялась в спальню, Милли тихо лежала, не шевелясь. Эви сказала:
– Извини, Милли, что я тебя расстроила. Я просто беспокоюсь о тебе.
Ответа не последовало. Наверно, Милли уже спала.
Вероника и Оберон стояли на террасе, облокотившись на балюстраду. Вечер заканчивался. В воздухе повеяло прохладой. Они снова стали приходить сюда. По мере того как проходило время, их потеря уже не ощущалась так остро. Оберон провел руками по камню, покрытому лишайником. А Вейни чувствовала… Нет, хватит. Ну почему он думает о смерти в день помолвки Вер? Может быть, потому, что его сестра кажется ему такой несчастной?
Леди Вероника неподвижно стояла рядом, глядя вниз на регулярный сад. Освещенные ярким светом луны, отсюда, с террасы, хорошо видны были идеально подстриженные зеленые изгороди, нарциссы и тюльпаны. Она проговорила:
– Скоро распустится турецкая гвоздика, раскроются бутоны роз и мириады других цветов. Аромат цветов будет повсюду.
Он произнес:
– Мне нравится твой Ричард Уильямс. Он хороший человек. Он учился в нашей школе в кадетском корпусе, но в старших классах. Мы восхищались им, правда, Вер.
Вероника отошла назад и окинула дом долгим взглядом.
– Я знаю. Он симпатичный, и я тоже им восхищаюсь. Просто я не люблю его, но, как говорит наша мачеха, при чем тут любовь? Но ведь любовь как-то должна быть при чем, правда, Об? Иногда я жалею, что связалась со всеми этими движениями за право голоса для женщин. Я теперь стала думать о своей жизни. Я пока не хочу выходить замуж, правда не хочу. И не знаю, захочу ли когда-нибудь. Посмотри на отца. Что он такое? Мама не вышла бы за него замуж, зная его таким. Значит, он, наверно, изменился. И возможно, что все мужчины меняются…
Оберон обнял сестру за плечи. Она дрожала под меховой накидкой.
– Знаешь, Вер, я не могу подсказать тебе что-то по поводу любви. Да, по-видимому, в нас должно что-то меняться, когда мы женимся, потому что сама жизнь полностью меняется. Но не все мужчины такие, как отец.
– Откуда ты знаешь? Из-за чего мужчины становятся жестокими?
– С тобой отец не жесток, Вер.
Вероника положила голову ему на плечо. Слава богу, отец за весь последний год не поднимал на нее руку. Забастовка была общенациональной, а не только в Истоне, и к тому же давно уже бастовали кирпичные заводы Брамптона, так что отцу хватало проблем.
– Он не жесток со мной, потому что у него есть ты, мой бедный брат.
Оба замолчали. Справа от лужайки в темноте смутно вырисовывались дальние конюшни, однако Оберон слышал доносящиеся оттуда фырканье охотничьих лошадей, перестукиванье копыт в стойлах. В деревьях ухала сова.
– Как ты думаешь, он напал на Вейни?
Вероника резко повернулась.
– Ради бога, Об, нет и еще раз нет! Ты выдумываешь сцены, как в романах. Перестань думать об этом.
Он старался стряхнуть воспоминание.
– Вер, будь счастлива. Ричард – хороший человек. Ты можешь доверять ему. Он, может быть, даже не будет возражать против твоих собраний, никогда не знаешь.
– Он выбрал путь солдата. Это значит сражаться и убивать.
Оберон почувствовал, что она снова дрожит. Поднимался ветер. Она продолжала:
– Ладно, не важно, он будет подолгу отсутствовать, и в любом случае дело еще не сделано и у меня есть пока время оставаться самой собой.