Истерли Холл

– Я думаю, мы ее получим, только если будем смирными, как овечки, – пробурчал Тимми. – И не сам мистер Оберон объявил об этом. Он поручил своему ручному попугаю Дэвису объявить, а у того слова слетали с языка так, будто он метал бисер перед свиньями, черт бы его побрал.

Мать Тимми, занятая вязанием очередного коврика, дернула его за ухо.

– Ну-ка прекрати выражаться, мой милый. Тебе шестнадцать лет, ты не сопливый мальчишка. Будь добр вести себя как положено, особенно перед сестрой и ее молодым человеком. Радуйся еще, что управление не могут поменять теперь, когда оно общественное.

Солнце в этот ранний час светило ярко, но не грело.

Тимми стащил кекс с тарелки, и мать дернула его за другое ухо.

– Передай-ка кексы голубкам.

Тимми отнес тарелку Эви и Саймону, сидевшим на диване рядом с плитой. Они держались за руки и хохотали, глядя на него. Как Эви любила приходить сюда, в их собственный дом, любила ощущать себя в семейном гнездышке. Те три года, что она работала в Истерли Холле, принесли столько перемен, столько хорошего, столько счастья. Она стиснула Саймону руку.

– Мам, каждый раз, когда я прихожу к вам, в доме появляется что-нибудь новенькое. Вон, например, та красивая кружечка на буфете.

В банке из-под варенья стояли весенние цветы с полей, уже близилась к завершению работа над еще одним плетеным ковриком. Пожилые соседки с удовольствием приобретали их. Душа Эви ликовала.

Тимми уселся в кресло отца, положил ноги на решетку камина и углубился в чтение «Таймс». Эви прислонилась к Саймону, настроение ее было таким расслабленным, таким радостным, хотя утро у нее было нелегкое. Милли металась по кухне и без конца смывалась во двор, явно на свидание с Роджером.

– Оставь все это, дружочек, – сказала миссис Мур, заворачивая кусок ветчины для семей Саймона и Эви. – В один прекрасный день девчонка образумится, и можешь мне поверить, она не первая сохнет по нему. Хоть убей, никогда не могла понять почему, но это так.

– А у вас никого не было? – спросила Эви.

– Пусть Бурская война ответит на этот вопрос, – отозвалась миссис Мур, упрятывая ветчину среди вещей Эви и, чтобы никому не пришло в голову совать нос в корзинку, накрывая ее старыми тряпками. Кого же потеряла миссис Мур? Нет, нельзя спрашивать – об этом говорило замкнутое лицо поварихи. А по дороге сюда они с Саймоном говорили об этой войне, но им трудно было представить, что это такое – где-то далеко, под солнцем, люди дрались с теми, кто исчезал в вельдах[30].

– Страшновато вообще-то, – сказал Саймон. – Но теперь война не может начаться. У нас везде союзы.

Они скатились вниз с холма, и Эви спросила:

– Тогда почему же мы строим так много военных кораблей? Это продолжается уже шесть лет. Ради чего? Объясняют, что мы вроде как соревнуемся с Германией, но когда кто-то победит, что будет?

Саймон засмеялся.

– Эй, не об этом речь, глупышка, а о том, чтобы стальные короли вроде Брамптона набивали себе карманы. Так что это не наша проблема.

– А тогда почему Кристабель Панкхерст сбежала в Париж и живет там в безопасности, оставив мать, сестру и всех остальных исполнять ее приказы и получать тюремные сроки? Я слышала, леди Маргарет говорила, что таким образом она может продолжать свое дело, ничем не рискуя. Эта женщина неплохо придумала.

И теперь, на кухне, она снова задалась вопросами о военных кораблях и о Кристабель, а еще о том, когда же точно будет известно о возвращении жеребьевки. Но Саймон, поцеловав ей руку, встал и потянулся, расправляя плечи.

– Пойду проведаю твоего отца и голубей, – сказал он, погладил ее по щеке и прошел к задней двери.

Тимми вскочил на ноги, засунул газету за ручку кресла и сказал:

– Я с тобой, а потом пойдем в клуб. Джек сказал, мы встретимся там с ним.

Дверь за ними захлопнулась.

Эви села за кухонный стол напротив матери. Взяла крючок и начала протягивать полоски ткани через джут, чтобы помочь сделать еще один коврик для продажи. Коврики пользовались спросом, потому что мама следила, чтобы получался рисунок, нанесенный на джут, в то время как другие обращались с цветами как попало.

– Твой Саймон – молодец. И семья у него хорошая, – сказала мать, отбрасывая коричневую полоску и заменяя ее ярко-зеленой. – Грейс хотела забежать, чтобы увидеться с тобой, перед тем как ты уйдешь. Ее интересуют новости о миссис Мур. Сейчас она со стариками-соседями, по-моему, они что-то там чинят в саду.

– Я тоже хочу поговорить с ней, мам. Мне нужно знать, сможет ли она каким-то образом приютить миссис Мур, если Брамптоны узнают про ее ревматизм. Она снова завела свою старую песню об этом. О Веронике и Обероне можно не беспокоиться, а вот от ее всемогущего высочества миледи жди беды.

Мать протащила еще одну зеленую полоску сквозь джутовые нити и указала на место на коврике, которое также должно было быть зеленым. Эви послушно сделала то, что от нее хотели, поскольку знала, что лучше не возражать. Мать сказала: