— Франсуа жестоко меня оскорбилъ, — оскорбилъ до того, что мн показалось, будто я его больше не люблю; и теперь я бы солгала вамъ, еслибы стала утверждать, что люблю его попрежнему… Вы не желаете, конечно, чтобы я стала обманщицей и вновь бы начала съ нимъ совмстную жизнь, которая представляла бы изъ себя лишь гнусную мерзость.
Франсуа все время молчалъ, хотя замтно было, какъ страшно онъ волнуется. При послднихъ словахъ Терезы у него вырвался крикъ отчаянія.
— Но вдь я люблю тебя, Тереза, люблю попрежнему, даже больше, чмъ прежде, и если ты страдала изъ-за меня, то теперь я страдаю гораздо сильне.
Она обернулась въ его сторону и отвтила ему спокойно и ласково:
— Я врю теб… врю твоей искренности… Врю, что ты любишь меня, несмотря на твою сумасшедшую выходку, потому что сердце человческое, увы, полно противорчій. Если ты теперь страдаешь, то мы, значитъ, страдаемъ оба… Но продолжать сожитіе съ тобой я не могу, потому что не хочу этого, не чувствую къ теб прежняго влеченія. Это было бы недостойно ни тебя, ни меня, и мы еще ухудшили бы свое взаимное отношеніе вмсто того, чтобы облегчить наше существованіе. Самое лучшее жить по-сосдски, въ добромъ согласіи, работать и чувствовать себя свободными каждый въ своемъ углу.
— Но я, мама! Что со мной будетъ? — воскликнула Роза со слезами на глазахъ.
— Ты люби насъ, какъ любила всегда, люби обоихъ… и не тревожься напрасно; такіе вопросы еще не понятны дтямъ; ты все поймешь поздне.
Маркъ подозвалъ къ себ Розу и, приласкавъ ребенка, посадилъ къ себ на колни; онъ собирался снова обратиться къ Терез съ увщаніями, надясь смягчить ея сердце, но она предупредила его:
— Прошу васъ, ддушка, не настаивайте. Въ васъ говоритъ любовь къ намъ, но не разумъ. Еслибы вамъ удалось склонить меня на уступку, вы бы сами потомъ раскаялись. Позвольте мн. быть твердой и благоразумной… Я знаю, вы жалете меня и Франсуа и хотите уладить нашу жизнь и устроить такъ, чтобы мы меньше страдали. Но, зачмъ скрывать, страданія людей не прекратятся. Горе въ насъ самихъ, — вроятно, оно необходимо ради какихъ-нибудь высшихъ цлей жизни. Сердце человческое будетъ вчно страдать, потому что нельзя побдить страсть, несмотря на вс т знанія, на все развитіе, на весь тотъ здравый смыслъ, которымъ мы теперь гордимся. Быть можетъ, страданія необходимы, какъ противовсъ счастью; переносимыя несчастья сильне толкаютъ насъ на поиски за этимъ счастьемъ.
Вс присутствующіе вздрогнули при напоминаніи о людскомъ гор и страданіяхъ; даже солнце какъ будто задернулось туманомъ и не свтило такъ ярко.
— Но не тревожьтесь, дорогой ддушка, — продолжала Тереза: — мы сохранимъ свое достоинство и мужественно выступимъ на борьбу за наше счастье. Страданія — ничто, если только они не вызываютъ въ человк злобныхъ чувствъ и не ослпляютъ его. Пусть никто и не подозрваетъ, что мы страдаемъ; вс усилія надо направить къ тому, чтобы относиться снисходительно къ другимъ и постараться умалить чужое горе, — его еще много на свт… Только не огорчайтесь сами, ддушка: вы совершили все возможное для разршенія великой задачи, которую поставили себ,- уберечь человчество отъ заблужденій и двинуть его на путь разумной и трезвой дятельности. Все остальное — личную жизнь чувства, любовь и сентиментальность — предоставьте разршать каждому по личному его характеру; пусть льются слезы, — этого избжать нельзя. Франсуа и я — мы будемъ жить и страдать, — это наше семейное дло, и его касаться не слдуетъ. Вы исполнили по отношенію къ намъ свой долгъ: вы освободили насъ отъ суеврій; вы пробудили въ насъ разумъ и дали возможность познать истину и работать на благо родины и человчества… Вы собрали насъ здсь для обсужденія вопроса семейнаго, а я предлагаю оставить это дло въ сторон, предоставить намъ ршить его по личному чувству и воспользоваться семейнымъ совтомъ для другой цли; я предлагаю всмъ собравшимся здсь поблагодарить васъ, ддушка, за все добро, которое вы свершили во имя торжества справедливости, выразить вамъ нашу признательность, наше благоговніе, нашъ восторгъ! Я первая преклоняюсь предъ вами, какъ передъ борцомъ за лучшее, свтлое будущее!