Истина

Мои глаза остановились на рояле. Когда мы только переехали, Филипп часто играл. Но потом работа, в которую он погружался все самозабвеннее, с каждым разом отнимала все больше времени, обычно отводимого для музицирования. Органический звук все чаще заменяли любимые группы на виниле. Я вспомнила тот день, когда он в первый раз мне играл – что-то очень милое, воздушное, кажется, Моцарта. Слушать его было наслаждением. В какой-то момент Филипп подвинулся и постучал ладонью по банкетке, приглашая к нему присоединиться. Я подсела, и он стал рассказывать, как устроен инструмент, а я радовалась за него, радовалась его ямочкам на щеках, которые появлялись всякий раз, когда он испытывал удовлетворение. Легкая Филиппова улыбка – признак всецелого довольства собой. Он научил меня какой-то вещице, совсем незамысловатой, мы могли играть ее вдвоем, и все, что от меня требовалось, – это лишь нажимать в нужный момент на одну клавишу. Мы хихикали, раз-другой я оплошала, это было так чудесно. Разумеется, в детстве я тоже несколько лет брала уроки фортепиано и с закрытыми глазами могла сыграть «Собачий вальс», но Филиппу я не обмолвилась об этом ни слова. Ему слишком нравилось обучать меня, нравилось быть экспертом. Часто я только притворялась, дескать, чего-то не знаю или не могу, ведь он с таким вдохновением показывал и растолковывал мне разные вещи. Объяснял, как менять колеса на автомобиле. Или управляться с дрелью. Как понимать классическую музыку или современное искусство. Я постоянно принижала себя, потому что тем самым возвышала его, и делала это с удовольствием. Какая глупость, по прошествии времени думала я.

Но тут явилось озарение, и я вскочила. Рояль! Как же мне это раньше не приходило в голову, пока Барбара Петри еще здесь торчала, разозлилась я на себя. Рояль его разоблачит! Неужто он играет так же хорошо, как Филипп, насколько велика такая вероятность? Он, конечно, ловкач и может вежливо отказаться, как только что отказался признавать родимое пятно.

Вся надежда теперь – на генный тест. Но придется запастись терпением. Барбара Петри «этим займется», так она сказала, прежде чем наконец-то покинула мой дом, короче говоря, надо «несколько дней подождать». Разумнее всего сейчас, наверное, вообще с этим человеком не пересекаться. Но тут в моем воображении всплыла увиденная давеча картина. Как негодяй сидит, развалившись, у меня на кухне и пьет пиво. И все мое существо мгновенно получило новый заряд энергии. Этот тип не должен вообразить, что ему позволительно здесь поселиться.

Молнией взлетела я через две ступеньки на верхний этаж, где скрылся незнакомец.

И там остановилась. Где же он? Меня инстинктивно потянуло в комнату для гостей. Когда бы я сюда ни заходила, проветрить или вытереть пыль, мне всегда немного не по себе, здесь, как и в других нежилых комнатах особняка с их странным запахом, веяло тревогой, как и ото всего, что не выполняет своего назначения. Если где-то и обитали духи, тогда тут. Комнатенка крошечная, окно выходит в сад, кроме кровати, ночной тумбочки, небольшого платяного шкафа и журнального столика там ничего не увидишь, да и зачем – у меня же никогда не бывает гостей.

Я рванула дверь и, хотя ожидала найти его здесь, все равно испугалась, столкнувшись с этим человеком лицом к лицу.

Я успела заметить, как он бросил что-то в кожаную сумку и резким движением застегнул «молнию». Сумка стояла на кровати.

– Что там у вас? – сразу насторожилась я.

– Не понял?

– Что вы только что спрятали в сумке?

– Ничего, – сказал самозванец, не глядя на меня.

– Оружие?

Он фыркнул.

– Конечно же, нет! Зара, прошу тебя!

– Можно взглянуть? – спросила я и подалась вперед, к сумке, но путь мне преградили.

– Что это значит? – спросил он.

– Ничего. Просто я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы знала, что вы только что спрятали в сумку.

– Ты ради этого явилась сюда? Чтобы обыскать мою сумку?

– Нет, – ответила я. – Я пришла спросить, не поиграете ли вы мне на рояле.

Я изо всех сил старалась скрыть ликование в голосе.

– Я не понимаю, – сказал самозванец.

– А что тут непонятного? Филипп часто и всегда с большим удовольствием играл на рояле. И раз уж вы выдаете себя за Филиппа, я подумала, было бы чудесно, если бы вы для меня что-нибудь сыграли.

Самозванец побелел как полотно. Нависла тишина. И она ширилась и пульсировала.

– Что скажете? Будем музицировать или как?

Самозванец застыл этаким каменным монолитом. Меня страшно злило его напускное превосходство, его отчаянное равнодушие ко всему, что я говорила, злило и то, что он возомнил, будто может вот так запросто поселиться в комнате для гостей. Я опять шагнула вперед, взяла вправо, снова пытаясь добраться до сумки, и на этот раз мне это удалось, я дернула «молнию».

То, что произошло потом, произошло невероятно быстро, за какие-то доли секунды.

Одним прыжком незнакомец оказался рядом и вырвал у меня из рук сумку, та скользнула на пол.

– Не тронь мои вещи! – заорал он так громко, что в левом ухе у меня запищало, я почувствовала на лице его дыхание, настолько близко он ко мне подступил.