И начала задыхаться, как будто собственные слова лишили ее последних сил. Мириам опомнилась первой, поспешно обогнула стол, подскочила к старушке, подхватила ее, а на меня бросала сердитые взгляды. Я сразу поняла, что она думает. Недоумевает, как это я могла устроить матери Филиппа подобный сюрприз, ведь к эмоциональному потрясению такого рода не может быть готов и более крепкий человек.
Самозванец замер на месте. Опустил руки, как в замедленной съемке. Внутренне я ликовала. Как хорошо, что Мириам и соседка Тайс все это видели и слышали. Как хорошо, что они так долго разговаривали сегодня с Констанцией. Они могут засвидетельствовать: эти свои слова она произнесла в здравом уме и твердой памяти.
Мириам помогла Констанции усесться на место. Я уже собиралась сказать незнакомцу, что он нервирует Констанцию и лучше ему уйти, а затем собиралась наконец объяснить происходящее Мириам и соседке Тайс, как вдруг Констанция заговорила вновь:
– Мой сын умер. Его убила моя невестка – она жадная и порочная. В Гамбурге это каждому известно. Каждому.
И она опять принялась хватать воздух ртом.
Я почувствовала, как кровь отлила от моего лица.
Соседка Тайс и Мириам стыдливо смотрели в пол.
– Мой сын! – Констанция издала горький смешок, пожалуй, слишком звучный для хрупкой старушки. – Вполне вероятно, что он лежит на дне Эльбы.
В полном оцепенении я смотрела, как молоко капельками стекает из опрокинутого молочника на пол. Держалась за спинку стула и заставляла себя рассматривать маленькую белую лужицу на кухонных половицах. Лужица становилась все больше, кап, кап, кап. Отключившись от остального, я глядела на ровную белую гладь. Чувствовала, что рот у меня открыт, а закрыть его никак не получается, тело отказывается принимать сигналы мозга, будто меня парализовало. Да и не только меня, все в этом помещении застыли, как замороженные, ни звука, ни слова, ни движения. В воздухе – ужас и легкий аромат ванили.
Оцепенение разрушила Мириам. Ей удалось утихомирить Констанцию, и та в конце концов стала спрашивать, где же ее муж, хотя тот умер много лет назад. Я с трудом держалась на ногах, чуть ли не рухнула на стул, как вдруг кухня словно пришла в движение. Оказалось, это соседка Тайс поднялась с места, чтобы распрощаться:
– Пожалуй, домой я пойду, порядок в саду наведу.
И исчезла в мгновение ока, я и не думала, что она может быть такой шустрой.
Мириам предложила отвезти Констанцию домой, но я не согласилась. Это дело я возьму на себя. Мириам посмотрела на меня долгим взглядом, который мне не удалось разгадать, затем молча кивнула и потащила мою свекровь к дверям, а по пути успела сообщить мнимому Филиппу, что рада с ним наконец познакомиться и надеется продолжить знакомство при более благоприятных обстоятельствах.
Не хотелось мне оставаться наедине с самозванцем, но я полностью утратила контроль над ситуацией.
– Это что такое? Что это значит? – напустился он на меня, перегородив дорогу.
Я не ответила.
– Может, мы лучше о твоей матери поговорим?
Вот это меня и достало. Упоминание о моей матери.
– Да уж, приятного тут мало, – шепнул он.
Незнакомец
За прошедшие годы я попадал в самые экстремальные ситуации и научился выкручиваться. Мне постоянно приходилось бороться с природной стихией – с влажностью, холодом и зноем. И более того – с животными тварями самого разного помола. Наверное, так и буду до конца своих дней сначала проверять ботинки и уж потом только обуваться – я хорошо заучил этот урок, преподанный в лагере товарищами. Помнится, однажды утром, сидя на нарах, подобрал сапоги, вытряхнул левый, потом правый – и к своему ужасу увидел, как выпал оттуда огромный птицеед. Со всем этим я умею справляться.
Здесь, в Гамбурге, подвоха жди не от зверей. Но только от людей.
Открываю холодильник, достаю ветчину и сыр. Ем и то, и другое прямо из упаковки. Еще раз прокручиваю в голове все, что учудила эта женщина. Делаю вывод: скорее всего она себе только навредила. Но что же тогда это означает?
Не важно, думаю я. Пока она не обращается в полицию, дело не проиграно. А в полицию она не пойдет. Как пить дать, не пойдет. Я убираю продукты, наливаю стакан воды, залпом выпиваю.
И тут меня пронзает догадка. Усталость снимает как рукой. Разве возможно забыть об этом? Ведь подобный промах мог стать роковым.
Я немедля принимаюсь за дело.
29
Солнце палило изо всей силы. В такие дни, как сегодня, дети попадают в больницу от солнечного удара, а слабоумные старики умирают от обезвоживания. Я катила по мерцающему от жары асфальту и пыталась переварить инцидент с Констанцией, которая сидела теперь рядом, на переднем сиденье. И в отличие от меня была настроена, кажется, очень даже благодушно: что-то тихо напевала себе под нос и пребывала в веселом расположении духа. Похоже, изливание желчи воздействовало на старушку так же живительно, как раньше.