Я включила правый поворотник, пропустила велосипедистов и свернула на главную дорогу. Улица поражала непривычной пустынностью. Кто мог, уехал из города на пляж или, по крайней мере, схоронился дома, где прохладно. Я осторожно взглянула на Констанцию, та сидела с закрытыми глазами и улыбалась.
– Все в порядке? – спросила я.
– Спасибо, Моника, – ответила старушка. – Все хорошо.
Я понятия не имела, кто такая Моника – одна из медсестер, работавших в доме для престарелых, где жила Констанция, или же видение из прошлого. Только сейчас я осознала, как мало знала об этой женщине, за исключением того факта, что она мать моего мужа.
Машины за пределами моего тихого квартала еле ползли. Некоторое время мы не вступали в разговор вовсе. Когда молчание сделалось невыносимым, я включила радио. Из колонок полилась летняя поп-музыка, и я тут же снова заглушила приемник, предпочтя тишину.
– Сегодня во сне я видела своего Зеленушку, – вдруг сообщила Констанция. А я почувствовала, как учащенно забилось сердце.
– Он не любил, когда его так называли, – добавила она. – Значит, Филипп. Сегодня мне приснился Филипп.
Ее глаза по-прежнему были закрыты, словно сны так легче вспоминались.
– Очень интересно, – сказала я осторожно.
– Да.
Я запустила двигатель, но на следующем светофоре снова остановилась. Подумала, что от Констанции больше ничего не дождешься, но та вдруг продолжила:
– Дело происходило на кухне, все казалось таким знакомым и в то же время совершенно чужим – люди, место – все какое-то необычное, как это частенько случается в снах. Мы пили чай с пирогом, и мне невольно вспомнилось сумасшедшее чаепитие из «Алисы в Стране чудес».
– Почему? – спросила я, сворачивая к дому престарелых.
– Потому что все говорили рифмами, – ответила она.
Мне тут же представилась госпожа Тайс. Чаепитие в моем доме.
– Но потом я вдруг перенеслась совсем в другое место, если не ошибаюсь, в свою комнату. И там находилась моя невестка. – Констанция явно пыталась совладать с собой.
Я боялась открыть рот.
– Вы знаете, как происходит во сне: ты вдруг переносишься из одного места в другое, а сон продолжает идти своим чередом, только совершенно в другом обрамлении?
Констанция открыла глаза и посмотрела на меня. Но видела она совсем не меня, а Монику.
– Да, – ответила я. – Мне это знакомо.
– «Логика сновидений», – провозгласила старушка. – Ведь это так называется?
Я кивнула.
– Я слишком часто вижу во сне свою комнату. Умей я управлять снами, в них никогда бы не попадала эта каморка, на мой взгляд, это чистой воды транжирство. Кто знает, сколько еще сновидений выпадет на мою жизнь. Если б мне предоставили выбор, я бы летала на вертолете или гуляла с мужем по пляжу, или же играла с сыном, как в давние времена, когда он был еще маленьким.
Она опять замолчала.
Я вела машину по городу и время от времени плотно закрывала глаза, досадуя, что не захватила с собой темные очки, – солнце стояло низко и нещадно слепило, и требовалась предельная концентрация, чтобы не проглядеть велосипедистов. Я ломала голову, размышляя над тем, как добиться от Констанции разъяснений, ведь совсем недавно та утверждала, будто ее сына убила я. Неужели она всерьез так думает.
– Вы видели во сне невестку? – спросила я осторожно.
Констанция засопела.
– И что же, интересно, вам приснилось?
Мать Филиппа не отвечала.
– Констанция?
Ответа не последовало.
Покорившись судьбе, я проехала последние несколько километров до дома престарелых и проводила старушку внутрь.
Едва мы ступили в парадный вестибюль, который после многократных попыток с помощью цветов и мягких красок придать ему немного уюта производил еще более гнетущее впечатление, навстречу нам уже заспешила госпожа Кавацки.
– Госпожа Петерсен! Вот вы и вернулись.
Опытными движениями она усадила Констанцию в инвалидное кресло. Та терпеливо все снесла, не протестуя, и под эскортом Кавацки мы направились в комнату Констанции. Похоже, сестре не терпелось услышать захватывающие новости о Филиппе. Завозя кресло в лифт, она болтала о гнетущей жаре и о том, что подадут на ужин.
– А как прошел ваш день, госпожа Петерсен, надеюсь, удачно? – спросила она напоследок.
Ее тон действовал мне на нервы, она обращалась с Констанцией, как с маленьким ребенком. Старушка не отвечала, и меня это радовало. Двери лифта закрылись, воцарилось тягостное молчание. Мы с госпожой Кавацки таращились на подсвеченные кнопки, которые показывали, какой этаж миновал лифт, Констанция смотрела в пустоту.
Когда мы завезли кресло в комнату, я попрощалась и с облегчением вздохнула. Все, что мне хотелось, – это поскорее убраться. Подальше от этого здания, от этой женщины, которая все время подмешивала песок в механизм нашего брака и даже теперь, став такой старой и хрупкой, еще обладала невероятным разрушительным потенциалом. Перед глазами у меня до сих пор стояли лица Мириам и госпожи Тайс, объятые ужасом, после того как Констанция излила свою желчь. Я протянула госпоже Кавацки руку, повернулась и собралась идти.
– Я видела странный сон, – сказала вдруг Констанция. – Мне снилась невестка.