Я всадила лопату в землю, налегла на рычаг, выбила покрытый травой квадрат, отложила в сторонку. Принялась копать глубже, ссыпая землю тут же, рядом, в конце концов образовалась подходящая ямка. Воздух ясной летней ночи смешивался с пряным ароматом земли. Я отложила лопату. Заглянула в ямку, которую собственноручно выкопала.
Подумала о муже. Увидела его перед собой, у воды, на нашем любимом месте, что на берегу Эльбы. Там, где мы впервые поцеловались, где приняли решение пожениться. Вспомнила, каким он был раньше. Какими были мы оба до этой ночи: юными, беззаботными и свободными. Вспомнила, как пахли его волосы, представила изгиб его верхней губы, ямочки на щеках. Вспомнила, с какой легкостью он меня поднимал, и что потом такого со мной больше никто не делал. Вспомнила, как он непременно хотел все обговорить и постоянно досадовал на то, что я молчу. Как легко мы вздорили, когда только-только стали жить вместе, по самым пустяковым и ничтожным вещам. Он бесконечно крутил «Любишь ли ты меня?», что приводило меня в бешенство, и мы ссорились. Мы ругались из-за того, что он никогда ничего не закрывал, ему было просто лень закрутить крышку на бутылках с водой, на банках с вареньем, на тюбиках с зубной пастой. Ругались, потому что я оплачивала счета только после первого предупреждения, хотя чего-чего, а недостатка в деньгах мы не испытывали, и еще из-за того, что я всегда клала запасной ключ под большой цветочный горшок у входа, – я то и дело забывала ключи, дверь захлопывалась, и я куковала на улице.
– Это же чушь несусветная, кто тебя только надоумил? – говорил он. – Прятать ключ под цветочным горшком? Ты думаешь, мы где живем? В одном из безоблачных миров из сериалов? Думаешь, тут так же, как у Уолтонов?
– Успокойся, – только и говорила я. – Ни одному человеку не придет в голову, что мы прячем ключ от дома у всех на виду.
Милые пустяки. Невинные ссоры, которые всякий раз заканчивались приступами смеха или сексом.
По крайней мере так было первые несколько лет.
Теперь я знала, как поступить, я только не знала, справлюсь ли. Вздохнув полной грудью, я принялась за дело. И вдруг совершенно отчетливо поняла: семь лет – срок достаточный. Стала снимать с пальца обручальное кольцо. Плоть сопротивлялась, не желала с ним расставаться, но я тянула изо всех сил, через складки кожи на сгибах пальцев, а потом дернула, и кольцо, наконец оказалось в моей руке. Я взяла платок, когда-то принадлежавший моей любимой бабушке, – такими уже давно не пользовались, – и обернула им кольцо. Встала на колени, медленно, торжественно, как двигаются на похоронах. Потом опять выпрямилась. Ощутила потребность что-нибудь сказать. Но не знала, что именно. Все, что можно было сказать, я уже сказала в бессонные ночи, оставшиеся в прошлом. Все, что можно было почувствовать, я уже чувствовала.
Я думала, любовь – это не состояние, не ощущение. Любовь, думала я, – это организм, которому знакомы голод и жажда. Живое существо, которое растет и уменьшается, заболевает и снова поправляется, которое может заснуть и умереть.
Одинокая слеза скатилась по моей щеке, по шее и в конце концов смочила воротничок футболки, в то время как я, вцепившись в лопату, закидывала землей обручальное кольцо и говорила:
– Прощай, Филипп.
Я отложила лопату. Постояла некоторое время, прислушиваясь к биению в оголенном безымянном пальце. Взяла, наконец, себя в руки и вернулась в дом.
Покончив с этим делом, я уже через несколько часов гуляла с Лео по зоопарку. Мы видели потрепанного льва и возбужденных мангустов. Вопреки опасениям я ощущала только легкость, никакой хандры. Все ниточки, тянувшиеся к прошлому, были порваны. Брезжило новое начало. Незапятнанная репутация. Какое облегчение. Я робко улыбнулась. Внезапно меня охватило чувство, что все еще наладится, что новое счастье возможно.
Я смотрела на сына, пока подбирала правильные слова, но тут зазвонил телефон. Я сняла трубку, и мне сказали, что Филипп жив и завтра возвращается.
Смех и слезы душили меня, и в то же время – нестерпимое желание взять на чердаке старую Филиппову клюшку для гольфа и разгромить весь дом.
Я не знала, что и думать, я в буквальном смысле была уничтожена. Сон не шел ко мне, кусок не лез в горло, я не находила себе места, как вьющееся растение не знает, куда девать свои отростки. Попробовала попросить помощи, набрала телефон лучшей подруги, но не застала, позвонила Иоганну, но не дозвонилась, в отчаянии голосила я в телефонную трубку, но на другом конце никто не отвечал. Меня словно выпотрошили. Я накинулась на малину, которую подарила соседка, и тут же изрыгнула ее обратно, – на паркете заблестели ярко-красные лужицы. Я превратилась в робота, – бродила туда-сюда, выполняла какую-то работу, произносила слова, но внутри оставалась совершенно пустой. Я поговорила с Лео. Набрала Мирко и сказала, что между нами все кончено и чтобы он мне больше не надоедал.