Я разглядывала его профиль, ибо он снова отвернулся, и не могла понять, лжет он или нет. Все-таки спросила:
– А что будет через два дня?
Он не ответил. А мне вспомнился тот человек, которого я случайно увидела в городе, в толпе.
– Жив ли Филипп?
Чужак не ответил.
– Жив ли мой муж?
Молчание.
– Умоляю вас… Скажите только это.
– Два дня, – повторил он. – Всего два дня. Дайте мне два дня, и я сообщу вам всю информацию, какую вы хотите получить. – С этими словами он повернулся ко мне. И еще добавил: – Я вам обещаю.
Пытаясь это принять, я сказала:
– Я верю вам.
Хотя нельзя сказать, что я действительно ему поверила. Некоторое время мы оба молчали. Потом я заговорила вновь:
– Два дня?
Он кивнул. Еще немного поколебавшись, я приняла решение.
– Что ж, если мне придется провести еще два дня под одной крышей с человеком, которого я совершенно не знаю и который выдает себя за моего мужа, то уж скажите мне, по меньшей мере, как вас зовут.
Снова в комнате стало тихо, и только тиканье настенных часов выдавало, что жизнь продолжается. Я уж было подумала, что чужак мне так и не ответит, но вдруг он откашлялся и заговорил. И впервые мне показалось, что голос его звучит искренне.
– Винсент, – сказал он. – Меня зовут Винсент.
Незнакомец
В комнате воцарилась тишина. Женщина смотрит в пол.
Правильно я сделал. Я все сделал правильно. Так я думаю.
Взглянув ей в лицо и распознав полное изнурение, я со всей ясностью понял, что пришло время изменить тактику. Надежда, подумал я. Надежда – единственная наживка, на которую она теперь клюнет. Вот я и решил испробовать что-нибудь новенькое. Отныне никаких провокаций. Отныне совсем другое: успокоить.
После телефонного разговора с Гриммом я осознавал: мне обязательно нужно выиграть время. Нельзя допустить, чтобы эта женщина поддалась панике и попросту сбежала. Тогда мне нипочем не удастся опять оказаться с ней рядом. Еще два дня. И очень даже неплохо будет, если ситуация хоть чуточку разрядится.
Восстанавливаю в памяти разговор с Гриммом.
Здорово я разозлился, заметив, как затряслись у меня руки, когда я задал ему самый главный вопрос:
«Так это была она? Или не она?»
«Не могу сказать вам со всей уверенностью, однако…»
Я перебил Гримма:
«Когда я получу ответ на мой вопрос? Точный и окончательный ответ?»
Гримм помолчал. А потом все-таки ответил:
«Дайте мне два дня».
«Два дня?! И как вы предлагаете мне еще целых два дня разбираться с этой ситуацией?»
«К сожалению, ничего другого я вам не смогу сейчас сказать».
И вот тут, на этих словах Гримма, я догадался, что женщина подслушивает за дверью. Я тотчас сообразил, какой ошибкой было бы резко оборвать разговор и тем самым растревожить ее еще больше. И решил использовать шанс, то есть допустить в свою речь импровизацию.
«Не думаю, что она пойдет в полицию», – произнес я четко и внятно.
«Не понимаю», – ответил Гримм.
«Но я и сам не знаю!» – воскликнул я.
Гримм от удивления замолчал.
«Это мне, по правде говоря, трудно предугадать», – импровизировал я.
«Что вам трудно предугадать?» – Гримм продолжал удивляться.
«Если она обратится в полицию, то навредит в первую очередь самой себе…» – пояснил я, вполне уверенный в том, что она все так и подслушивает за дверью.
«А, понятно, – догадался Гримм наконец, – вы сейчас не можете говорить!»
«Не думаю, что в этом есть необходимость…» – подтвердил я.
«Вот именно. Мы и так успели все обсудить».
«Я не стану…» – Я как будто бы начал следующую фразу.
«Всего хорошего», – решил распрощаться Гримм.
«Вы понимаете, с кем вы разговариваете? Этого я делать не стану!» – Эти слова я произнес во весь голос.
В это время мой собеседник повесил трубку, раздались частые гудки.
«Забудьте об этом, я не стану этого делать». – Я будто бы продолжал разговор.
Частые гудки.
«Никакого насилия – такой был договор!» – Я придал своему голосу оттенок негодования, затем выдержал паузу якобы для реплики собеседника и продолжил: «Я попробую поговорить с ней вразумительно».
Пауза.
«Но попробовать-то стоит, не так ли?»
Пауза.
«Обещайте мне, что с Зарой и ее сыном ничего не случится, если я добьюсь успеха».
Не переборщил ли я? Впрочем, какая разница.
«Вы это обещаете?»
Пауза.
«О’кей. О’кей, спасибо. До свидания».
До чего же безобидной умеет выглядеть эта женщина. Но все равно я ей не сочувствую. Пусть льет крокодиловы слезы, сколько хочет. Я знаю, что к ней ни за что нельзя повернуться спиной. Знаю я ее. Возможно, лучше, чем она сама себя знает.
Два дня. Через два дня все будет ясно. И если предположения мои подтвердятся, то помоги ей Бог. Вот так я думаю.
Но я не позволяю своим мыслям проявиться, вырваться наружу. Сижу себе там, смотрю на нее и надеюсь, что она это съест. Иначе у меня не будет иного выхода, кроме наступления.
37
Долго и внимательно я на него смотрела, изучала. Ему действительно удалось застать меня врасплох. Значит, Винсент. Конечно, так ведь и написано в книжке, попавшейся мне, когда я рылась в вещах этого человека.