Истина масок или Упадок лжи

Он бродил по поросшим вереском лугам, декламируя «Оду вечеру» Коллинза, чтобы ощутить красоту мгновения, погружал лицо в покрытую росой клумбу, описывал, как приятно смотреть на пахнущих травой коров, «когда они в сумерках медленно шагают домой», какое это удовольствие — «слышать далекий перезвоны колокольчиков на шеях овец».

Фраза: «Белая буквица горела на своем холодном земляном ложе, словно одинокая картина Джорджоне на стене из темного дуба» — необыкновенно ярко характеризует его натуру.

А следующий отрывок в своем роде очарователен:

«Низкая нежная трава густо усеяна маргаритками, “что в городе у нас зовутся бельцами”[222], словно небо звездами в летнюю ночь. Из темной высоты вязовой рощи доносится карканье грачей, приглушенное расстоянием; время от времени слышатся крики мальчика, отгоняющего птиц от только что засеянного поля. На небе темного ультрамаринового цвета ни облачка, лишь над линией горизонта протянулась полоса легкой дымки. Из нее особенно четко возникают ослепительно белые дома ближней деревни, ее старая каменная церковь. Я вспомнил “Строки, написанные раннею весной” Вордсворта».

Однако нельзя забыть, что человек, написавший это, так любивший поэзию Вордсворта, был одним из самых искусных отравителей всех времен.

Как пристрастился к этому отвратительному пороку, он сам не рассказывал. А дневник, куда он тщательно записывал способы отравления и результаты страшных экспериментов, до нас, к сожалению, не дошел. Уэйнрайт неохотно касался этой темы, предпочитал говорить об «The Excursion» или о «Стихах основанных на привязанностях»[223]. Но нет сомнения, что своих жертв он убивал стрихнином. В одном из прекрасных перстней, особенно оттенявшем изящество его рук, а потому носимом постоянно, содержались кристаллы индийской чилибухи[224], яда, который «почти безвкусен, обнаруживается с трудом и не теряет силы от разбавления».

Де Куинси утверждает, что раскрыта только небольшая часть совершенных Уэйнрайтом убийств. Это, без сомнения, так. Однако упомянем хотя бы те, о которых нам известно.

Первой его жертвой был дядя, мистер Томас Гриффитс. Уэйнрайт отравил его в 1829 году, чтобы завладеть поместьем Линден-Хауз, которое всегда очень любил. В августе 1830 года он убил тещу, миссис Аберкромби, в следующем декабре — свояченицу, прекрасную Элен Аберкромби. Цель отравления миссис Аберкромби не ясна. Может, это была прихоть, желание испытать свои силы, возможно, он боялся разоблачения с ее стороны… Или никакой причины не было. Элен Аберкромби Уэйнрайт с супругой убили ради получения восемнадцати тысяч фунтов стерлингов — суммы ее страховки. Это преступление было совершено так. 12 декабря он с женой и ребенком приехал в Лондон и поселился в доме № 12 по Кондуит-стрит. С ними были сестры Аберкромби — Элен и Мадлен. 14 числа все они отправились в театр, за ужином Элен почувствовала недомогание. На следующий день ей стало совсем плохо, пригласили доктора Локока из Ганновер-сквер. Элен болела 5 дней. 20 декабря после визита доктора супруги Уэйнрайт поднесли ей отравленный пудинг и ушли на прогулку. Вернувшись, они нашли мисс Аберкромби мертвой.

Ей было около двадцати лет; это была высокая, стройная блондинка. Сохранился ее портрет, который зять набросал красным карандашом. Портрет доказывает влияние на живописный стиль Уэйнрайта сэра Томаса Лоренса. Его произведениями отравитель всегда искренне восхищался.

Де Куинси уверяет, что миссис Уэйнрайт не являлась соучастницей этого преступления. Надеюсь, что так: грех должен быть одиноким.

Страховые общества, подозревая истину, отказались уплатить страховку под предлогом несоблюдения формальностей и неуплаты взносов. Тогда отравитель с удивительной дерзостью подал в суд на общество «Imperial», предварительно заручившись бумагой о том, что решение суда в этом деле распространится на остальные страховые компании, отказавшие в уплате.

Дело тянулось пять лет и было решено в пользу общества. Судьей по нему был лорд Абинджер, поверенными Уэйнрайта — мистер Эрль и сэр Вильям Фоллерт, стряпчий по делам казны и сэр Фредрик Поллок выступали со стороны ответчика.

К несчастью истца, он не мог присутствовать ни на одном заседании суда.