— И вы искренне верите, что этот путь приведет нас к торжеству гуманистических идей? Неужели вы не видите, что борьба за укрепление позиций и тому подобное выдвигает во главу нации людей жестоких, ограниченных и своекорыстных? Они уже не первое десятилетие создают наше могущество, а когда они его создадут, думаете ли вы, что они пожелают отказаться от плодов своей победы, смиренно отойдут в сторону и скажут: мы сделали свое дело, теперь распространяйте цивилизацию? Там, где они уже добились господства, они действуют как хищники — взгляните на Индию, неужели это вас ничему не учит? Нельзя уповать на будущее, не принимая в расчет силы, которые исторический процесс рождает в настоящем. Будущее возникает не из наших благих пожеланий, а из реальности настоящего. Самое большее, что мы можем делать для будущего, — это добиваться торжества идей гуманности и справедливости в настоящем.
— Если стоять на вашей точке зрения, — возразил Спик, — то можно ли вообще в наше время заниматься какой-нибудь деятельностью? Ведь любое открытие в науке, не говоря о достижениях в промышленности и прочих отраслях, может быть использовано в интересах, как вы говорите, манчестерских фабрикантов? Может быть, мне следует отказаться от второй экспедиции в Африку, потому что средства на нее дают Форейн Оффис и военное министерство? А впрочем, откажусь я — пойдет Бертон или кто-нибудь другой.
— Пользуйтесь возможностями, которые предоставляют вам заинтересованные в ваших открытиях сильные мира сего, но служите не им, а науке, истине. Людям необходимо знать истину, ибо только тогда они смогут правильно и разумно строить свою жизнь.
Если же их головы забиты химерами, то каждый их шаг, даже совершенный, с наилучшими намерениями, будет приносить лишь новые бедствия. Нет ничего дороже истины. Это знали подвижники науки, чьи имена навеки вошли в историю. Многим из них истина стоила жизни — что ж, если уж за что-нибудь платить такой ценой… Положить свою жизнь на алтарь истины — это ли не высшее назначение мыслящего человека?..
Но Спика не трогали взволнованные слова старика. Слишком занят был его молодой горячий ум мечтами об успехе, о славе… Разве успех — это не путь к счастью? И почему-то мысль о счастье облекалась в образ женщины, будто бы давным-давно знакомой — удивительной, непостижимой, той, что находилась так близко и была так бесконечно далека… А Энн время от времени бросала на Спика смелые открытые взгляды, в которых ничего нельзя было прочесть, кроме невероятной, почти пугающей глубины…
Было уже поздно, и Спик стал прощаться. Проводив его, старик Бид вернулся в гостиную и сказал грустно:
— Боюсь, Энн, что я ничего не достиг. Неужели и этот будет таким, как они все?
— Нет, отец, я не думаю, — сказала она нараспев. — Он добрый…
Тонни Крофт считал своим естественным долгом информировать Джона Спика обо всем, что касалось Изабеллы Эранделл. На другой же день после доклада Спика в Королевском географическом обществе Тонни явился к нему в гостиницу еще до второго завтрака и с порога возвестил:
— Что-то невероятное! Если бы ты ее видел!
— Кого? — удивился Спик.
— Он еще спрашивает! Изабеллу, конечно! Если бы ты видел, Джек, что с ней происходит!
— А что, собственно, такое с ней происходит? — все еще не мог взять в толк африканский следопыт.
— Как, ты не понимаешь? Ведь она обручена с Бертоном — тайно, разумеется. Успех Бертона для нее вопрос жизни и смерти. А тут являешься ты и докладываешь первым, выхватываешь у Ричарда из-под носа все, что принесла ваша экспедиция: открытие озера Виктория и право возглавлять экспедицию к нильскому истоку! Она рвет и мечет. Ее считали образцом самообладания, а теперь она стала сущей тигрицей. Слышал бы ты, как она тебя называла. «Бессовестный интриган» — это еще было самое невинное выражение! Если бы ты попался ей на глаза, она бы тебя растерзала. Она считает, что приоритет открытия Виктории-Ньянцы должен принадлежать Бертону, потому что он был начальником экспедиции.
— В этом она будет едина со своим женихом, — заметил Спик с недоброй улыбкой…
В последующие дни Спик получал от Тонни Крофта подробную информацию о том, как Изабелла через всех своих родных и знакомых настраивает светское общество против «нелойяльного компаньона», который вместо благодарности «предал» своего начальника, «из милости» взявшего его с собой в Африку, где «от этого неуча» не было никакой пользы.