Не вполне осознает юный зритель и историческое значение смоленской обороны. Два года держал город под своими стенами большую армию интервентов. Польское войско было так истощено осадой, что Сигизмунд не смог продолжить движение на Москву и в боях с первым и вторым народными ополчениями у захватчиков не достало сил. То есть своей свободой Россия обязана именно защитникам Смоленска и Михаилу Шеину, о чём после окончания Смуты все прекрасно помнили.
Кстати, король Сигизмунд, представленный глуповатым юнцом (на деле это был пожилой жестокий хищник), ну никак не может называть Смоленск «городишком». Вообще в нашей популярной культуре пора заканчивать с доминированием сюжета о «маленькой русской крепости, остановившей полчища врагов». Были и такие, конечно, как Козельск в 1237-м или Веприк в 1709-м, но Смоленск был мощным крупным городом. Это была ключевая крепость Восточной Европы, потеря которой Речью Посполитой была головной болью для её королей.
Не случайно в польской прессе и среди белорусских «свидомых» националистов царит сейчас настоящая истерия по поводу выхода «Крепости». Русофобы пытаются убедить белорусов в том, что Смоленск осаждали не польские, а «белорусские» войска
Великого княжества Литовского и целью было «возвращение исконных белорусских земель».
Понятно, что современная свидомая пропаганда в Белоруссии считает белорусов и литовцев «одним народом», белорусов пытаются убедить в том, что Великое княжество Литовское было их государством, а потому в фильмах про борьбу России и Польши они должны «болеть» за поляков. Но, извините, «Всеслав», как звали полоцкого князя, от которого идёт отсчёт белорусской исторической памяти, и «Витаутас», как звали правившего Литвой знаменитого князя, — это два разных имени из двух разных языков, принадлежащих к двум разным языковым группам. И уж конечно, их носители не могли быть одним этносом. Тот же гетман Лев Сапега (показанный авторами фильма самым умным в польском лагере) был отступником от православия и сам свой род возводил к литовцу Сунигайло. Пытаясь литвинизировать белорусов, выдернуть их из русской истории и Русского мира, народ лишают истории вообще.
Все эти подробности нашим маленьким зрителям знать, конечно, пока не надо. Для них важно, чтобы на фоне красивой стрельбы, пожаров и жарких рукопашных схваток была рассказана история о маленьких героях, об их верности, находчивости и отваге. Но то, что такие фильмы о нашей русской истории как «Крепость» вызывают нервный тик у русофобской зарубежной общественности, — это тоже замечательный результат. Свидетельство того, что русское ядро попало точно в цель.
Искусство хорошо умирать
«Тарас Бульба»
Россия, 2009.
Режиссёр и сценарист Владимир Бортко
Насколько человек весьма легко отдаётся мысли о жизни, настолько тяжело ему принудить себя к памяти о смерти; потому что, как мы сказали, «противоположные друг в отношении друга вещи вызывают и противоположные друг в отношении друга чувства». Эта трудность того, чтобы человек подумал о смерти, создаётся ещё и нашими чувствами к окружающим нас вещам, к которым мы весьма привязаны; а то, что осознаётся при помощи органов чувств, не приводит человека к тому, чтобы он отдавал свои мысли чему-либо иному, как только тем вещам, которые здесь, налицо и которые приятны.
Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведётся так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Почтить Гоголя в его двухсотлетие фильмом по «Тарасу Бульбе» — добрая затея. Лучшей памяти, доступной для нашего века, нельзя и выдумать. Ведь где еще, как не в этой повести, лучше раскрылись душа и мировоззрение Гоголя? Где ещё в форме ладного сказа, а не злой сатиры и не посмертного нравоучения сказано то, что хотел поведать Гоголь миру и русскому человеку? Разумею, конечно, саму повесть, а не её предварительный набросок, сделанный 26-летним молодым сказочником. А это ведь часто забывается: «Бульба» не одно из первых, а фактически одно из последних опубликованных Гоголем и дошедших до нас произведений чисто литературных.