Достаю из кармана мобильный телефон и проверяю время. Встреча должна была состояться пятнадцать минут назад. Я, конечно, не очень высокого мнения о Джозефе, но и для него многое поставлено на карту. Не могу представить, чтобы он опоздал. Решительно открываю чат с Кэт и пишу ей короткое сообщение. Сейчас дополнительная информация была бы очень кстати.
Стою у ангара еще несколько минут, ожидая ответа. Но ничего не происходит, даже непохоже, чтобы Кэт прочитала сообщение. Нерешительно двигаюсь дальше. На самом деле я не хочу продолжать рисковать, пока у меня нет ни малейшего представления о том, что происходит. Но и выбора у меня тоже нет. Я не могу просто стоять здесь, пока что-нибудь не случится. Если мне не повезет, я столкнусь прямо с Джозефом и его людьми, и тогда мне конец. А вместе со мной, наверное, и Анатолию с Зарой.
– Черт, – тихо ругаюсь я про себя, осматриваясь и крадучись обходя здание.
В передней части ангара расположены большие ворота, но они заперты. Рядом с ними – дверь поменьше, к которой я и направляюсь. Снова останавливаюсь, сосредотачиваюсь на асфальте под ногами и чувствую, как кожу начинает покалывать. Мои нервы натянуты до предела, а зрение стало настолько острым, что я вижу крошечные кристаллики льда, сверкающие в воздухе. Это все, что я могу сделать. Затаив дыхание, кладу ладонь на ручку и осторожно открываю дверь.
Первое, что я вижу, – тусклый блестящий пол, голые стены с металлическими балками и несколько коробок, сложенных в одном из углов. Здесь темнее, чем на улице, потому что верхние светильники тусклые, а естественный свет в ангар не проникает. Когда я смотрю в противоположный конец помещения, то спотыкаюсь и останавливаюсь. Мне не хватает воздуха.
Там, в тусклом свете, в сотне метров от меня, стоят повстанцы. Плохие повстанцы. Мой взгляд сразу же находит Джозефа, который расположился в центре, чуть впереди остальных. Что меня не удивляет. Я не знаю своего отца, но каждый раз, когда я его встречала, он казался безумно увлеченным демонстрацией своего превосходства. Я замечаю Уилла, который смотрит на меня с ненавистью, и еще нескольких человек, имен которых не знаю. Большинство из них я никогда раньше не видела. В целом группа состоит примерно из десяти человек. Слишком много для меня одной. Слишком много, даже если бы Кево и вся наша группа были рядом со мной. Но никого из них здесь явно нет.
Стараюсь спрятать страх, беспокойство и неуверенность где-то глубоко внутри себя и сосредоточиться на гневе. Я прожила в этом мире достаточно долго, чтобы знать, что гнев укрепляет меня, что он делает меня более рациональной и функциональной, чем страх или неуверенность. Ярость помогает мне сосредоточиться, укрепляет мои силы. Я думаю о том, что Кево сделал со мной, обо всем, что сделали Джозеф и Уилл. О том, что эти люди ответственны за смерть моей мамы и Сандера и многих других, кто уже погиб в этой войне.
Убедившись, что мои эмоции под контролем, сжимаю руки в кулаки и, вскинув подбородок, делаю несколько шагов к отцу. Нас по-прежнему разделяет почти сто метров, что дает мне время подумать.
– Рад, что ты смогла прийти, – прорезает тишину голос Джозефа. Его слова эхом отражаются от стен ангара. – Очень эффектное появление.
– Лучшее – напоследок, – отвечаю я и мысленно бью себя по лбу за эту неубедительную фразу. – Хорошо, что вы подождали. Хотя было и необязательно.
Даже на расстоянии я вижу, что Джозеф слегка наклоняет голову. Это движение он делает часто, и мне интересно, практикует ли он его перед зеркалом.
– Получается, Кево нам солгал. Он заверил меня, что ты не придешь.
При упоминании имени Кево я так и замираю. Изгнанный мной из сознания всего несколько минут назад, он одним махом всплывает на поверхность.
– Где он?
По лицу Джозефа расползается улыбка, которая меня тревожит. Улыбка, которую, уверена, своими обычными, человеческими чувствами я даже не смогла бы распознать. Как по команде, повстанцы за спиной Джозефа расходятся, открывая стену позади себя. Какую-то долю секунды еще смотрю на отца, потом отрываю взгляд от его лица.
Там, прислонившись к стене, сидят пять сгорбленных фигур. Кево сидит слева с краю, рядом с ним Кэт, Матео, Зара и Анатолий. Кеннета нет. У всех закрыты глаза, рот каждого заклеен скотчем. И ни один из них не выглядит так, будто он в сознании.
Меня охватывает облегчение, потому что по крайней мере мои друзья все еще живы. Однако оно быстро сменяется гневом и паникой, которые сжимаются в один тугой узел в моем животе. Я с ненавистью смотрю на Джозефа:
– Что ты с ними сделал?
Он отвечает не сразу. Вместо этого несколько секунд смотрит на манжету своего рукава, делает несколько шагов ко мне, а затем поднимает голову.
– Ты, доченька, задаешь неправильные вопросы, – почти доброжелательно говорит он. – Важнее то, что я собираюсь с ними сделать.
Вот черт!