Истина в твоем прикосновении

Облегчение разливается во мне, хотя я стараюсь не показывать этого. Конечно, разумнее всего было бы пройти ритуал прямо здесь и сейчас, с Кеннетом, и положить конец этой проклятой войне. Но часть меня хочет сделать это с Кево. Так долго мы боролись за это вместе. И закончить эту войну должны тоже вместе.

Я сжимаю пальцами амулет и кристалл Ванитас и тут же чувствую, как кожа теплеет. Это как держать одну из тех грелок, что нагреваются сами по себе.

– Ты знаешь, что тебе нужно делать? – настойчиво спрашивает Кеннет.

Я киваю:

– Зарядить Зимний кристалл и отсоединить его от амулета. Затем зарядить и вставить кристалл Ванитас. Правильно?

– Действуйте быстро, – напоминает Кеннет, не сводя глаз с пары сражающихся, которая находится в опасной близости от нас. – У нас осталось не так много времени.

Я понятия не имею, на что именно у нас не хватает времени. Имеет ли он в виду сражение или общую смену времен года, но сейчас мне все равно. Я собираюсь отправиться на поиски Кево, но тут кое-что вспоминаю. Оборачиваюсь и указываю пальцем на Милана.

– Оставайся здесь! – кричу я ему, и половина моей фразы теряется в громком хлопке. – Весну тоже нужно будет запустить! Время Ванитас не должно длиться дольше, чем это необходимо.

В глазах Милана читается решимость, которая меня немного удивляет. Однако сейчас не время и не место беспокоиться о разном отношении людей к происходящему. Когда все это закончится, Кеннету придется объясниться. Потому что ясно одно: здесь множество представителей сезонных Домов, которые сражаются на нашей стороне. Наша маленькая группа из горстки повстанцев выросла в небольшую армию.

Убегая, я чувствую то, чего не чувствовала уже давно: надежду. Мы наконец-то достигли цели, и когда мы покончим с этим, может быть, на несколько дней действительно сможем притвориться, что мира вокруг нас больше не существует. Может быть, тогда у нас с Кево появится шанс по-настоящему узнать друг друга. Не в машине на пути через апокалипсис или где-то в укрытии повстанцев. Я имею в виду, узнать по-настоящему. Ходить на свидания, может быть, вместе готовить или… заниматься другими делами. Одна только мысль об этом заставляет мое сердце биться чаще. Я понятия не имею, где будут проходить эти свидания, в конце концов, у меня больше нет дома. И, может быть, пройдет какое-то время, прежде чем мы снова сможем заниматься такими банальными вещами. Но впервые за несколько недель я осмеливаюсь думать хоть немного позитивно.

Уворачиваясь от летящего мусорного ведра, я всматриваюсь в толпу в поисках Кево. Там, где я видела парня с Кэт, его уже нет, но это мало что значит. Здесь царит хаос. Через несколько секунд я замечаю его чуть дальше, вместе с сестрой и Анатолием. Я не вижу, что именно они делают, но, кажется, Кево разговаривает с Кэт. Возможно, пытается убедить ее тоже спрятаться.

Я сосредотачиваюсь на его лице и пытаюсь вызвать в памяти ощущения, когда он проникает в мое сознание. Я знаю, что эта связь работает и в другую сторону. Знаю, что он может слышать меня, если позволит.

Вдруг его голова дергается, и он смотрит на меня. Кево сразу же находит меня среди всех людей, и сердце в моей груди слегка замирает.

Камни у меня! – кричу я, хотя понятия не имею, могу ли на самом деле кричать в его сознании.

Выражение лица Кево меняется, когда я резко торможу. Что-то врезается в землю рядом со мной, и несколько секунд асфальт так сильно трясется под моими ногами, что я едва не теряю равновесие. Затем в ночи раздается гулкий удар, и темноту освещает небольшой огненный шар, который вырывается из витрины магазина напротив.

– Вот черт, – выдыхаю я. Похоже, ситуация обостряется.

Осторожно делаю еще один шаг. Но далеко уйти не успеваю, потому что на моем пути встает большая фигура. Готовая к атаке, я поднимаю голову.

И замираю.

Человек, стоящий передо мной, смотрит на меня с выражением презрения, которого я никогда раньше не видела в его глазах. Он смотрел на меня по-разному – оценивающе, разочарованно, сердито. Но так – никогда. Будто я таракан, которого он так и хочет раздавить своим сапогом.

– Блум, – говорит он твердым, властным голосом. В этом голосе нет ни удивления, ни злости. Скорее, произнесение моего имени – факт, который ему не очень приятен.

Я стараюсь не показывать чувства, бурлящие внутри меня.

– Теодор, – отвечаю я также бесцветно.

Одна из его идеально подстриженных бровей приподнимается.

– Теодор? – с едва заметной улыбкой повторяет он. – Больше не дедушка?

– Недавно я пришла к выводу, что семейные узы должны предполагать определенное поведение по отношению друг к другу, – объясняю я, удивляясь своей черствости: никогда раньше я не разговаривала с дедом в таком тоне. – С чисто биологической точки зрения мы, может, и родственники. Но ласковые слова, думаю, для этого не нужны.