Истина в твоем прикосновении

После того как мы отправляем сообщение со временем передачи на номер, указанный в записке, я поднимаюсь наверх прилечь. Сделка должна состояться завтра в полдень, в старом здании, где Кеннет раньше возился с автомобилями и который сейчас пустует. Мы не говорим пока Джозефу точное место встречи, чтобы не потерять свое преимущество. Повстанцы узнают об этом только в том случае, если мы исключим возможность того, что они доберутся туда раньше нас и устроят нам еще одну ловушку. Мысль о том, что менее чем через двадцать четыре часа я предстану перед Джозефом, заставляет меня нервничать и, наверное… не знаю, может, злиться. Тот факт, что этот человек – мой отец, до сих пор никак не хочет укладываться в моей голове.

Устало я падаю на кровать, переворачиваюсь на живот и зарываюсь лицом в подушки.

Этот человек – мой отец. Из-за событий на Калинойе, смерти мамы и всего, что произошло потом, мне удавалось абстрагироваться от этого факта, не думать об этом. Но теперь осознание обрушивается на меня штормовой волной. Я вспоминаю истории, которые мама рассказывала мне об отце: что у них была бурная любовь, что они влюбились друг в друга по уши, не думая о последствиях. И что мой отец сбежал, когда узнал, что моя мама ждет его ребенка. Отчего-то мне всегда казалось, что мама понимала его… почему-то. Конечно, она злилась на него, и, возможно, была расстроена, но я думаю, что мама понимала, почему он так поступил. Он был из другого мира и не представлял, во что ввязывается. По крайней мере, в ее версии истории, потому что, согласно ей, мой папа был самым обычным человеком, не имеющим никакого отношения к сезонным Домам. Я могу себе представить, как она думала, Джозеф, должно быть, был не в своей тарелке – моя мать была прямым потомком Зимнего Мастера, его дочерью. В нашем мире это равносильно принцессе, возможно, даже наследнице престола. Они были молоды, не женаты. Это был не просто скандал, это был билет в совершенно другой мир.

Вздохнув, я переворачиваюсь на бок и смотрю в окно. Небо абсолютно черное, а стекла по краям заледенели. Интересно, почему мама лгала мне о том, кем Джозеф был на самом деле? Он – представитель Осени, этот мужчина был частью ее мира. Отношения между сезонными Домами не одобряются, но она должна была мне сказать. У меня было право знать, кто мой отец. Я еще не знаю всех фактов, и история с Джозефом и моей мамой до сих пор вызывает у меня большие сомнения. Но из всего, что я узнала от Мэрты и что мне удалось выяснить за это время, выходит, что мама знала, что Джозеф был из Осеннего Дома. Если бы она сказала мне, я смогла бы… не знаю, поддерживать с ним контакт. Встретиться с ним много лет назад и, возможно, даже помешать присоединиться к повстанцам и совершить все эти убийства. По крайней мере, у нас был бы шанс.

В тот момент я бы многое отдала, чтобы в последний раз поговорить с мамой. Я чувствую, что задыхаюсь от вопросов, ответов на которые у меня нет. Они так настойчиво требуют разгадки, но, скорее всего, никогда ее не получат. Потому что мама умерла и унесла свои секреты с собой в могилу.

Тихий стук выводит меня из задумчивости, и я вздрагиваю.

– Входите, – тихо говорю я, ожидая увидеть Кэт или Кево.

Но дверь нерешительно открывает Матео, который в первые секунды молча смотрит на меня.

– Могу я зайти на минутку?

Неуверенно сажусь и разглаживаю рубашку.

– Конечно.

Он закрывает за собой дверь и подтаскивает кресло-мешок, стоявшее у стены. Когда Матео садится, то кажется слишком крупным и угловатым для бледно-розовой подушки.

– Я бы хотел поговорить с тобой. До сих пор нам не удавалось это сделать.

Сначала мне хочется попросить его уйти. Матео – мой бывший телохранитель, мой партнер по нарушениям из прежней жизни. Когда я решила тайком покинуть остров, чтобы встретиться с повстанцами, он был первым, к кому я обратилась за помощью. И он предал меня – дал запрещенные вещества и передал повстанцам, не зная, что они со мной сделают. Это предательство до сих пор терзает меня, хотя я знаю, что не совсем справедлива к Матео. Я простила Кево, и Кэт, и Зару, и Анатолия… всех их. Но в случае с Матео мне до сих пор трудно это сделать.

– Ты мне больше ничего не должен, – тихо напоминаю я ему, подгибая под себя ноги и складывая руки на коленях. – Думаю, официально это сделано не было, но ты, конечно, уволен.

Он не реагирует на мою дурацкую шутку, но я и не ожидала этого. Кажется, я вообще никогда не видела, чтобы Матео смеялся.

– Я знал о повстанцах еще до Весеннего бала, – говорит он, твердо глядя на меня. – Я знал о восстании и о том, что они замышляют. Что они хотят вернуть Ванитас в цикл и предпринять восстание против других Домов. Я знал об этом, и Мэрта знала.

Я думаю о том, что сказала мне Мэрта, когда передавала телефон. О том, как она знала о моем предназначении, что понимала, по какому пути я пойду.

– И что?