«Истинная правда». Языки средневекового правосудия

Нет сомнения в том, что речь в данном случае идет именно о ритуале, т. е. об определенной раз и навсегда последовательности действий и жестов, которые призваны исполнить участники той или иной процедуры, дабы достичь поставленной перед ними цели. Мы, безусловно, имеем здесь дело с одним из обрядов перехода (rites de passage), ведущих к социальной и/или правовой трансформации индивида (или группы индивидов), к изменению его статуса — точно так же, как в ритуале аноблирования, помазания или, если говорить только о судебной сфере, в ритуале публичного покаяния[885].

Столь подробное описание судебного ритуала — вещь достаточно редкая для правовых текстов[886]. И оно, безусловно, представляет собой лакомый кусочек для историка. При его рассмотрении меня будет прежде всего интересовать то, какие смыслы были заложены в отдельные этапы данной процедуры, в те или иные действия и жесты ее участников; какое значение они имели как для действующих лиц, так и для зрителей — обычных жителей Реймса — собиравшихся посмотреть на проход осужденного на смерть преступника по городу; какую именно информацию представители судебной власти стремились передать окружающим посредством этого ритуала.

Дабы ответить на все эти вопросы, я буду рассматривать данную процедуру последовательно, поэтапно, попытавшись не упустить из виду ни одной из ее любопытных деталей и не запутавшись в них.

Никаких данных о точном времени проведения ритуала передачи преступника у нас нет. По всей видимости, день назначался произвольно, и единственным условием было присутствие в городе палача. Однако, учитывая в целом высокую ритуализированность средневекового судопроизводства и, в частности, системы уголовных наказаний (будь то повешение, отсечение головы, публичное покаяние, выставление к позорному столбу или катание на осле по улицам города), мы можем предположить с высокой степенью вероятности, что действо разворачивалось, естественно, днем и, вполне возможно, в рыночный день или в день какого-нибудь церковного праздника, а на худой конец — просто в воскресенье, как это было принято в подобных случаях[887].

Место проведения процедуры выбиралось явно не случайно. Как можно заметить из приведенного выше описания, процедура передачи преступника состояла из двух частей. Ее первая половина происходила на территории, подвластной аббатству — возле камня, лежащего на рыночной площади, подпадающей под юрисдикцию монахов. Сюда выходила их собственная тюрьма[888]; рядом располагался зал для судебных заседаний[889]; на площади был установлен и позорный столб аббатства[890]. Дом, рядом с которым лежал упомянутый камень, принадлежал в прошлом декану аббатства Гийому Кокренелю и тоже, естественно, относился к владениям монастыря.

Однако деревянный крест, стоявший на улице Барбатр (Barbastre)[891], где процедура передачи преступника завершалась, не принадлежал монахам. В этом были уверены все свидетели[892]. Учитывая то обстоятельство, что здесь приговоренный к смерти поступал в распоряжение людей архиепископа, следует предположить, что крест находился уже на его территории.

Проблема заключалась в том, что крест стоял не на границе между владениями архиепископа и монастыря св. Ремигия. Между ним и церковью св. Тимофея «вклинивались» земли, подпадавшие под юрисдикцию реймсского капитула[893]. Сама церковь, а также дома за ней и прилегающее к ним кладбище относились к аббатству[894]. Граница между владениями капитула и аббатства проходила здесь по самой ограде церкви, вдоль которой и должен был проследовать осужденный на смерть, идущий от камня на рыночной площади к кресту на улице Барбатр[895].

Таким образом, первую половину пути преступник проделывал по, образно говоря, «нейтральной» территории. Часть улицы Барбатр, проходившей по земле капитула, не относилась ни к ведению архиепископа, ни к ведению аббатства[896]. Как и эти последние, реймсский капитул обладал правом светской юрисдикции, а потому передача преступника на его территории осуществляться не могла[897]. Это была чужая земля — пограничная для обеих сторона зона, лишь за пределами которой мог состояться интересующий нас ритуал[898].

Карта Реймса

(по: Gauvard С. La France au Moyen Age du Ve au XVe siècle. P., 1996)

Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что часть процедуры имела место на рынке. Как известно, и в древности, и в средние века рынок ассоциировался не только с торговлей и обменом, но в равной степени и с судом[899]. Напомню, что в бурге св. Ремигия все действия, связанные с судебной властью, происходили на рынке или вблизи от него. Т. о. место для нашей процедуры было выбрано неслучайно. Тем более, что преступника в обязательном порядке должны были обменять на деньги, иначе «сделка» не могла состояться.