Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории

Но нет его на рассвете. И в полдень его всё нет.
Луна из рыжинок заката готова родиться на свет.
Дорога, как вожжи, скрутилась на ложе кровавых болот.
В мундирах своих маршируя,
В красных своих маршируя[308]

,Отряд подошёл, маршируя, к таверне, и встал у ворот.

Солдаты Георга[309]

молчали и пили хозяина эль,Затем его дочь связали и бросили на постель.
Заткнули ей рот и встали с мушкетами у окна.
Там смерть была в каждом окошке,
И ад в самом тёмном окошке,
Ведь Бесси «дорога смерти» была хорошо видна.

Солдаты над ней смеялись, решили затем припугнуть:

Мушкет закрепив, они дуло направили прямо ей в грудь.
«Постой на часах!» – пошутили. Мертвец ей сказал тогда —
Ты только при лунном свете,
Меня жди при лунном свете,
Вернусь я при лунном свете, хотя бы разверзся ад.

И трёт за спиною руки; верёвки, увы, крепки!

И крутит до боли руки – все пальцы уже в крови!
Ещё, ну ещё! Во мраке часы замедляют бег…
Ударом – пробило полночь,
И холодом – била полночь,
И в палец ударил холод! Курок теперь мой навек!

Вот в палец ударил холод! Но дальше – не протянуть!

Она поднялась, хотя дуло направлено прямо ей в грудь.
И пусть её слышат, бороться она не желает вновь.
Дорога пуста в лунном свете,
Чиста и пуста в лунном свете,
Как кровь её, в лунном свете, рефреном стучит любовь.

Цок-цок и цок-цок! Она слышит! Подковы так громко стучат.

Цок-цок и цок-цок! Но не близко! Оглохли они, или спят!?
По ленте из лунного света, по бровке крутого холма,
Сюда прискакал он снова,
Скакал и скакал он снова!
Мундиры глядят в прицелы! А Бесси печально пряма.

Цок-цок в тишине морозной! И в эхе ночном цок-цок!

Всё ближе и ближе он. Светом взорвалось его лицо.
Глаза она распахнула, вздохнула она глубоко…
Вот палец скользнул в лунном свете,
Мушкет громыхнул в лунном свете,
Ей грудь разорвал в лунном свете. Ей смерть – но сигнал для него.

Коня развернул он и шпорил, не зная о том, кто стоял

Согнувшись, и голову Бесси в кровавых ладонях держал!
И только под утро узнал он, – осунувшись, онемев,
Как Бесси, хозяина дочка,
Его черноглазая дочка,
Любовью жила в лунном свете, но смерть обрела во тьме.

Назад, обезумев, он скачет, и небу проклятия шлёт,

Дорога клубами пылится, направлена шпага вперёд.
Кровавые шпоры сверкают, камзол – как вишнёвый сок.
От пули он пал на дороге,
Упал словно пёс на дороге,
Лежит он в крови на дороге, у горла из кружев пучок.

* * *

Они тихой ночью шепчут: «Вот ветер шумит среди крон,

Луна в облаках мелькает, как призрачный галеон,
Дорога змеёй серебрится на лоне кровавых болот,
Разбойник прискачет снова,
Вот скачет он, скачет снова,
И вот подъезжает снова к таверне, он здесь, у ворот.

И цокают звонко подковы, – он снова въезжает во двор.

Кнутом он стучит по ставням – закрыто всё на запор.
Он тихо свистит в окошко. Громче её позови!
Его ждёт хозяина дочка,
Бесс, черноглазая дочка,
Кто в чёрные косы вплетает алеющий бант любви.