Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории

Часть первая

Охотясь в Уэнсли, рыцарь прискакал

Неспешно, словно облако в зените,
К усадьбе, где живёт его вассал,
И крикнул: «Мне коня скорей смените!»

«Скорей смените!» – был под этот крик

Осёдлан конь, быстрейший и атласный;
Сэр Уолтер на него взобрался вмиг:
На третьего за этот день прекрасный.

У рысака в глазах восторг блестит,

Скакун и всадник – нет счастливей пары.
Хотя сэр Уолтер соколом летит,
Печальной тишины слышны удары.

Из замка сэра Уолтера с утра

Под грохот эха ускакала свита;
Исчезли кони, люди со двора,
Такой не помнят скачки боевитой.

Сэр Уолтер, неуёмный как Борей,

Позвал собак, уставших от погони:
«Бланш, Свифт и Мьюзик, чистых вы кровей,
Скорей за мной на этом горном склоне.

Ату! Ату!» – Их рыцарь подбодрил

Просящим жестом и суровой бранью;
Но все собаки выбились из сил
И улеглись под горного геранью.

Но где толпа и скачки суета?

Где горны, что в лесах перекликались?
– Всё ж неземной была погоня та;
Сэр Уолтер и олень одни остались.

По склону тяжко двигался олень,

Я не скажу, как далеко бежал он,
И не скажу, как умер он в тот день;
Но мёртвым пред охотником лежал он.

Спешился рыцарь на колючий дрок.

Своих собак и спутников не клича,
Не бил хлыстом он, не гудел в рожок,
Но радостно осматривал добычу.

А близ него стоял и мял траву,

Его немой напарник в славном деле,
Дрожащий, что ягненочек в хлеву,
Весь в белой пене, как в снегах метели.

Лежал олень недвижно в стороне,

Коснувшись родника своей ноздрёю,
Последний вздох он подарил волне
Источника с журчащею струёю.

Своей безмерной радостью влеком,

(Никто не получал такой награды!)
Сэр Уолтер всё бродил, бродил кругом
И всё бросал на это место взгляды.

И он, поднявшись по холму теперь

На тридцать ярдов, три следа раздельных
Увидел, их преследуемый зверь
Оставил на земле в прыжках смертельных.

Лицо сэр Уолтер вытер и вскричал:

«Ещё никто не видел ту картину,
Чтоб в три прыжка скакнул олень со скал
К источнику, в лесистую долину.

Дворец утехи я построю тут

С беседкой пасторальною, зелёной;
Паломникам и странникам приют,
Чертог любви для девы непреклонной.

Умелый мастер чашу возведёт

Для родника под лиственною сенью!
И в тот же день, придя к нему, народ
Названье даст – РОДНИК «ПРЫЖОК ОЛЕНЯ».

Храбрец олень! дабы твоя судьба

Во славе оказалась не забыта:
Поставлю я три каменных столба
Там, где содрали дёрн твои копыта.

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель,

Устрою бал своей Прекрасной Даме;
И будут танцы, будет менестрель,
В беседке будут игры вечерами.

Пока не рухнут основанья гор,

Дворец с беседкой будут всем желанны: —
Тем, для кого жилище – Юрский бор[7],
И тем, кто пашет в Свэйле[8] неустанно».

Он повернул домой, его олень

Лежал у родника к воде ноздрями.
– Исполнил рыцарь, что сказал в тот день.
И слава понеслась над городами.

Луна три раза пряталась в чертог,

И чашу получил родник отныне;
Поставить три колонны рыцарь смог,
Дворец утехи выстроил в лощине.

У родника высокие цветы

С деревьями сплелись, прижав к ним донца,
Создав приют лесистый, где листы
Укроют всех от ветра и от солнца.

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель,

Устроил рыцарь бал Прекрасной Даме;
И были танцы, был и менестрель,
В беседке были игры вечерами.

Но сэр Уолтер умер – наш герой,

В семейном склепе он лежит под вязом.
Есть тема сочинить мне стих второй,
Сопроводив его другим рассказом.

Часть вторая

Я о несчастьях не пишу стихов,

Кровь леденить – то не моё искусство,
Но летом на свирели я готов
Играть для тех, в ком разум есть и чувства.

Я в Ричмонд[9]

направляясь на коне,Стоящие увидел три осины
На трёх углах квадрата, в стороне
Ещё одна – у родника лощины.

Значенье их узнал бы я навряд;

Остановившись на скале укромной,
Узрел я три столпа, стоящих в ряд, —
Последний на вершине виден тёмной.

Унылые деревья без ветвей;

Квадратный холмик с жухлою травою;
Как, может, вы, сказал я без затей:
«Давным-давно здесь было всё живое».

Оглядывал я холм со всех сторон,

Печальней места я не видел ране;
Казалось, здесь весны неслышен звон,
Природа подошла к смертельной грани.

Я там стоял бесплодных полон дум,

Когда старик в пастушеской одежде
Поднялся вверх, и я, услышав шум,
Спросил его, а что здесь было прежде.

Пастух поведал тот же мне рассказ,

Что в первой части смог зарифмовать я,
Сказав: «Веселье было здесь не раз,
А нынче здесь на всём лежит проклятье.

Стоят осины мёртвые кругом;

А, может, буки – все обрубки эти:
Они беседкой были; рядом дом —
Дворец прекрасней всех дворцов на свете!

В беседке той ни кроны, ни листвы;

Вот и родник, и каменные плиты;
А во дворце полдня могли бы вы
Вести охоту за мечтой забытой.

Нет ни собак, ни тёлок, ни коней,

Из родника желающих напиться…
У тех, кто крепко спал, ещё мрачней
Сон становился от такой водицы.

Убийство было здесь совершено,

Кровь жаждет крови; может не напрасно
Решил, на солнце греясь, я давно,
Всему причина – тот Олень несчастный.

Что думал он, с кого он брал пример!

Когда от самых верхних скал по круче
Он сделал три прыжка – и, гляньте, сэр,
Последний был, о, чудо! сколь могучий.

Отчаянно бежал он целый день;

Не мог понять я, по какой причине
Любил то место загнанный олень
И смерть обрёл у родника в лощине.

Здесь он поспать ложился на траву,

Был убаюкан летнею волною,
И первый раз воды пил синеву,
Близ матери тропой идя лесною.

В апреле под терновником густым

Он слушал птиц, рассвет встречавших звонко;
Возможно, здесь на ножки встал грудным,
От родника почти что в полфарлонга[10].

Теперь здесь ни травы, ни тени нет;

В низине грустной солнце не сияет;
Я говорил, так будет много лет,
Природа в этом месте умирает».

«Седой пастух, ты хорошо сказал;

Но мы различны нашим пониманьем:
Когда олень особенный здесь пал,
Он был оплакан горним состраданьем.

Ведь дух, что устремился к облакам,

Что проникает рощи и низовья,
Относится к безвинным существам
С благоговейной отческой любовью.

Дворец утехи – тлен: тогда, потом,

Но это всё ж не светопреставленье;
Природа вновь одним весенним днём
Проявит здесь и прелесть, и цветенье.

А все столпы исчезнут в свой черёд,

Что видим мы, о чём когда-то знали;
Когда же день спокойствия придёт,
Все монументы зарастут в печали.

Один урок! но поделён на два,

Природа учит явно нас и скрыто:
Чтоб с муками живого существа
Спесь и утеха не были бы слиты.