Истинное имя

— Вы же не будете кому-нибудь рассказывать о том, что я вам говорил?..

Из темноты донесся снисходительный смешок.

— Ты что, мы завтра же распустим этот слух по всему Лакону… — сказал Марк. — Так вот. Отец недели три меня натаскивал, чтобы я вел себя, как надо, и когда мы оказались во Дворце, я думал только о том, чтобы что-то нечаянно не перепутать. Но на самом деле, все закончилось за две минуты. Отец представил меня Императору, я поклонился, а потом они заговорили о Нагорье, и отец приказал мне выйти и ждать его за дверью. Разговаривали они долго, я со скуки стал бродить по галерее… ну и встретил дочь Валларикса. С ней еще была женщина. Такая, с жабьими глазами. Я им поклонился и сказал, что мое имя Маркий Валерик Этайн, что я сын нагорийского посла, и мой отец сейчас беседует с правителем. Еще сказал, что для меня большая честь увидеть будущую королеву. В общем, все сказал именно так, как требовал отец. Она должна была ответить, что она тоже рада нашему знакомству и что знает о заслугах моего отца… ну или еще что-то в этом роде. А она стояла и смотрела на меня с таким любопытством, как будто в жизни ничего подобного не видела, а после этого спросила: "Сколько тебе лет?". Дама на нее шикнула, но принцесса и глазом не моргнула. Я ответил, что мне скоро исполняется одиннадцать. И тут она стала смеяться. "Одиннадцать! — передразнил Этайн, изображая тонкий голосок воображаемой принцессы. — А говоришь ты так, как будто тебе девяносто. Ну не могу же я серьезно называть тебя "мессер Этайн"!.." Та жаба прямо подскочила и как зашипит: "Принцесса! Это возмутительно!..". А я тогда просто остолбенел и не знал, как теперь себя вести. Потом подумал, что она, должно быть, жутко избалованная. Но в конце концов — уже потом, в Лаконе — я взглянул на это по-другому. Мой отец, он очень… — Марк замялся — очень сдержанный. Он всегда хотел, чтобы я вел себя, как взрослый. Даже когда мне было лет семь. Когда отец был дома, я боялся лишний раз заговорить. А разговаривали мы почти все время только о моей учебе. Я все старался делать так же, как и он. Так же слушать, так же улыбаться, подражать его манерам и походке. Он был мной доволен. Но когда мы всей семьей сидели за столом, и он расспрашивал о моих успехах в фехтовании или чистописании, мне иногда очень хотелось вскочить и разбить что-то из посуды… или выкрикнуть какую-нибудь глупость… или, например, вскочить на стол с ногами. Но я точно знал, что никогда на это не осмелюсь. А принцесса…

— Сделала бы это в ту же самую минуту, как такая мысль пришла ей в голову, — понимающе закончил Крикс.

Услышав рассказ Марка о его отце, он уже не удивлялся, что тот так сурово наказал его за незначительное нарушение приличий.

— Кажется, теперь я понимаю, почему после приезда в Академию ты первое время был таким занудой. Никогда ни с кем не ссорился, почти всегда молчал и улыбался, будто замороженный.

— Вот уж спасибо! — саркастично отозвался Маркий. — Я не "замороженный". Просто не всем же быть такими полоумными, как ты или принцесса.

Крикс наугад лягнул Этайна. И, естественно, попал.

— Да дайте уже, наконец, поспать!.. — взвыл Юлиан.

Лэру казалось, что он только на мгновение закрыл глаза, но, когда он открыл их снова, Маркий спал один, раскинувшись на лежаке, и незастеленный топчан "дан-Энрикса" тоже был пуст. Сначала Юлиан не обратил бы на уход южанина особого внимания — мало ли, для чего ему потребовалось выйти — но через несколько минут почувствовал тревогу. Еще некоторое время калариец колебался, но в конце концов все-таки сбросил одеяло и, не глядя сунув ноги в сапоги, вышел из спальни.

Рикс обнаружился на наружной галерее. Одет он был так, как будто бы только что вылез из постели — в тонкую рубашку и мягкие черные гамаши. Балансируя руками, он медленно шел по каменному парапету опоясывавшего Рейнсторн балкона. Светлая лаконская рубашка резко выделялась на фоне беззвездного зимнего неба. Это было бы даже красиво, если бы прежде всего не выглядело так безумно. Юлиан испуганно застыл.