Истинный д`Артаньян

Уже во времена Куртиля нашлись люди, обратившие внимание на полностью апокрифический характер этого произведения. «Какая наглость печатать в трех томах Мемуары г-на д'Артаньяна, из которых д'Артаньяну не принадлежит ни одной строки», — читаем мы в анонимном письме, посланном из Роттердама лейтенанту полиции д'Аржансону 12 сентября 1701 года. Обратимся к столь же интересным, сколь малоизвестным Мемуарам графа Каррэ д'Алиньи, бывшего офицера мушкетерской роты. Он пишет: «Те, кто рассчитывает найти истинную историю г-на д'Артаньяна в некой книжке, озаглавленной Мемуары д'Артаньяна, будут обмануты в своих ожиданиях; автор сих никогда не был знаком с самим д'Артаньяном и заслуживал бы примерного наказания за то, что приписал столь значительной особе все эти романтические похождения, которые ему вздумалось изложить, похождения, по большей части не достойные даже более обыкновенных людей; сказанного достаточно для того, чтобы подорвать доверие к этому обманщику».

Действительно, будучи неисправимым фельетонистом, Куртиль сводит Историю к цепи интриг, шпионских акций, измен, похищений, побегов, дуэлей. В Мемуарах мы видим, как д'Артаньян переодевается в платье монаха или повара, отправляется то с тем, то с другим посольством, изобретает тысячи забавных уловок, избегает ловушек и всегда, при любых обстоятельствах одерживает победу. Так что нашего сочинителя весьма легко уличить в распространении выдумок. К примеру, описывая многочисленные поручения, которые д'Артаньян выполнял в Англии или среди повстанцев-ормистов в Бордо[12], он намеренно отождествляет своего героя с двумя беарнцами Исааком и Жаном-Шарлем де Баас, бывшими попеременно тайными агентами то Конде, то кардинала Мазарини. Вся эта история, написанная тяжелым устаревшим слогом, впрочем, передающим аромат своей эпохи, содержит описание множества мелких запутанных приключений и длительных отступлений, которые на деле представляют собой романизированную хронику событий той эпохи, за исключением случаев, когда автор рассказывает свою собственную историю через посредство подставных персонажей. Короче, в этом произведении Роман и История соприкасаются, смешиваются и взаимопересекаются, причем первый оказывается испорчен, а вторая искажена.

Итак, д'Артаньян из Мемуаров — это не тот д'Артанъян, который существовал в действительности, вопреки тому, во что пытались заставить поверить слишком многие авторы «истинных жизнеописаний», которые попросту с большей или меньшей степенью таланта пересказывали сочинение Куртиля. Итак, у нас есть три д'Артаньяна: д'Артаньян Дюма, д'Артаньян Куртиля и исторический д'Артаньян. «Д'Артаньян, или трехликий мушкетер», как сказал Эмиль Анрио[13]. Вся сложность заключается в том, что первый в определенной степени зависит от второго, второй — от третьего, а о третьем, настоящем, почти ничего не известно. Поэтому пришлось начинать все сначала, обследовать почти неведомые пути, возвращаться к живым истокам и исходным рукописям, сохранившимся в публичных архивах. Обнаружив весьма многочисленные данные и неопубликованные документы, мы смогли совершенно по-новому взглянуть на известный сюжет и высвободить реального человека из его легендарного ореола. Теперь д'Артаньян может покинуть Роман и войти в Историю.

Глава I. Юнец из Гаскони

Там, в краю мушкетеров, от тихих берегов Адура до шумных излучин Олорона, от Оша до По, от Ортеза до Тарба, от Вик-де-Бигор до Молеона, — там д'Артаньяна никогда не забывали! Там ему поклоняются, как поклонялись греческим богам, там стоят его изваяния, полностью следующие романтической традиции: со шпагой, в широкополой шляпе, с бородкой и усиками a la royale. Там он воплощает собой дух Гаскони, который иные назвали бы гением этой земли и присутствие которого незримо ощущается повсюду. Д'Артаньяна представляют скачущим галопом по поросшим лесом холмам Арманьяка или по старому графству Фезензак, гордо марширующим через деревни, дремлющие среди холмов желтой земли и сухих камней. Да, д'Артаньян — сын своей земли подобно тому, как маленький «Набулио» г-жи Летиции[14] навсегда останется сыном своего родного острова.

Но где же, черт возьми, родился этот герой плаща и шпаги, которого каждый церковный приход, каждый город упорно считает своим?