Отсюда вытекает социологическое понимание роли семьи по отношению к государству, которая зачастую является функциональной. Цель семьи — передать культуру детям, научить их. Родители ругают ребенка за ложь, чтобы он усвоил, что ложь морально неприемлема; ребенка ставят в тайм-аут, чтобы он усвоил, что брать что-то у другого — это плохо. Большую часть нашей религии и этики мы получаем дома. И наш язык. Наши ценности. Мы учимся не только тому, что говорят нам родители, но и тому, какие примеры они подают. От того, что они делают и чего не делают. Дети рождаются варварами — об этом я вынужден напоминать себе, когда мой четырехлетний ребенок объявляет, что у него космические козявки, и настаивает на том, чтобы съесть этих захватчиков, — и наша задача как родителей — цивилизовать их.
Именно поэтому крепкие семьи ведут к созданию сильных государств. Семья — это стержень общества. Это не просто клише. Это правда. Как писал бывший министр образования США Уильям Беннетт, «семья — это первая форма общества и правительства»; это «первое, лучшее и оригинальное Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения».[101]
Крепкие семьи служат основой для сильных гражданских институтов, сильных церквей, сильных общин и, в конечном итоге, сильных городов, сильных государств и сильных наций.Именно поэтому, как объясняет Голдберг, «прогрессисты всех мастей положили глаз на семью».[102]
Это самый большой конкурент государства. Принижение роли семьи было основной стратегией и коммунизма. Как пишет Джордж Вайгель в своей биографии Папы Иоанна Павла II, «самая ожесточенная борьба между [Римско-католической] церковью и [коммунистическим] режимом Польши касалась семейной жизни, поскольку коммунисты понимали, что мужчины и женщины, защищенные любовью своих семей, представляют опасность»[103] Чтобы справиться с этой угрозой, государство устанавливало жилищные условия, график работы и время занятий в школе, «чтобы как можно чаще отделять родителей от их детей». Квартиры строились маленькими, чтобы «дети считались проблемой». Детей заставляли идти в школу в 6 или 7 утра, так что они почти никогда не видели своих родителей; других отправляли в школы, расположенные далеко от места жительства. Коммунисты понимали, что для того, чтобы их идеология укоренилась, им нужно сначала добраться до детей.Полагаю, можно рассуждать так: если вы цените личные свободы, плюрализм, активную гражданскую позицию и малое правительство, то развитие нуклеарной семьи просто необходимо; если же вы цените навязанные государством, спускаемые сверху взгляды на добро и зло по решению прогрессивной элиты, то крепкая нуклеарная семья — это препятствие, которое нужно преодолеть.
Верю ли я, что большинство прогрессистов сознательно пытаются разрушить нуклеарную семью, чтобы иметь возможность оказывать неопосредованное влияние на молодежь? Скорее всего, нет. Но трудно отрицать, что прогрессисты пытаются установить все больший контроль над сознанием наших детей — через государственное дошкольное образование, меньший выбор школ, рассказы драконов в библиотеках, теорию критических рас в государственных школах и почти полный захват академических кругов прогрессистами — и что, объективно, ослабление нуклеарной семьи делает эту индоктринацию намного проще.
Если отбросить политику и философию, эмпирические данные свидетельствуют о том, что крепкие семьи приносят обществу выгоду, превышающую ту, которая достается отдельным людям. Исследования показывают, что в государствах с более высоким уровнем брака, и особенно с более высоким уровнем семей с женатыми родителями, также наблюдается более высокий экономический рост, меньше детской бедности и гораздо меньше насильственных преступлений.[104]
Эффект не мал: исследования показывают, что «доля родителей, состоящих в браке в штате, лучше предсказывает экономическое здоровье штата, чем расовый состав и уровень образования жителей штата».[105] Впечатляющий факт.Меньше преступности. Больше экономического роста. Более счастливые граждане. Более успешные дети. Меньше прогрессивного промывания мозгов. Все это хорошо. Но есть ли способ помочь этому случиться?
Обычная мудрость гласит, что даже если крах нуклеарной семьи — это прискорбный факт, мы мало что можем с этим поделать. Даже некоторые консерваторы, включая обозревателя New York Times Дэвида Брукса, разделяют эту точку зрения: «Мы оставили позади парадигму нуклеарной семьи 1955 года.[106]
Для большинства людей она уже не вернется». Мы не можем заставить людей вступать в брак; мы не собираемся объявлять разводы вне закона. Если мы хотим помочь детям из неблагополучных семей, мы должны сосредоточиться на улучшении школ и расширении системы социальной защиты.Такое мышление настолько же упрощенно, насколько и безответственно.