Источник

Важней было другое: после окончания университета Жозеф работал в том же городе в одном закрытом исследовательском институте, завел хорошие связи в научных кругах, считался подающим надежды (несмотря на свое не блестящее студенческое прошлое) и потому часто ездил в командировки в столицу. Разумеется, все это время он честно сотрудничал со своими первыми работодателями.

Все шло замечательно, но в один прекрасный день Жозеф положил на стол директора института заявление об уходе по собственному желанию, мотивированное каким-то явно надуманным личным предлогом. Неизвестно, как он убедил начальство расстаться со своей ценной персоной, но заявление подписали в тот же день, а на следующий – Жозеф уже покинул город и вообще регион. Вскоре выяснилось, что сей поступок был вершиной благоразумия: ровно через неделю началось то, что простодушные патриоты назвали «подлым мятежом», а либеральные аналитики «войной без победителей». Город же, в котором сначала учился, а затем трудился Жозеф, являлся столицей отныне и вовек мятежной Восточной провинции. Более того, супруга его была местного происхождения, что ранее открывало ему многие двери, наглухо задраенные для других инородцев, теперь же сие обстоятельство стало почти расовым преступлением.

Несмотря на этот самоочевидный и весьма своевременный драп, Жозеф не утратил своих связей ни в самой провинции, ни в столице, где прочно обосновалась мощная диаспора восточного происхождения, состоящая в значительной степени из людей влиятельных, с известным положением в обществе. Там Жозефа и его супругу по-прежнему принимали с распростертыми объятиями, благодаря чему он оставался для своих работодателей чертовски ценным сотрудником. Кроме того, он успешно приобретал новые столичные знакомства, где среди прочих числился некий Роберто. (На этом месте Ивар внезапно запнулся, поднапряг память и вспомнил, что какой-то Роберто проходил в свое время по делу отрядов К. Впрочем, это могло быть и случайным совпадением.)

Теперь Жозеф официально трудился в одном из третьесортных столичных НИИ (чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не перегружаться научной деятельностью в ущерб основной работе) и регулярно ездил в командировки на юг страны, как можно ближе к местам боевых действий, где его зачуханный институтишко имел пару-тройку своих микроскопических филиалов.

Бросить же Жозефа в самое пекло безумной, ведущейся вопреки здравому смыслу и даже элементарной логике войны его начальников заставили обстоятельства просто чрезвычайные. Когда один за другим при попытке внедриться в круг мятежников провалились пятеро высококлассных агентов, даже самому тупому из руководителей стало ясно, что успешно сию задачу может исполнить человек не просто хорошо знающий местные условия, но бывший там своим. Впрочем, самого умного из начальников осенила одна жутко крамольная мысль (Ивар, будучи с детства натурой весьма политизированной, угадал ее в единственном смутном, почти призрачном полунамеке): если наших агентов сдают наши же из столицы, надо отправить на восток того, кого не сумеют сдать.

Поначалу все шло просто чудесно: Жозеф в короткое время смог пробраться далеко и высоко, поскольку агентом он был великолепным, а в местной обстановке как никто другой чувствовал себя как рыба в воде. Проблем с передачей добытой информации тоже не существовало, пока Жозеф не раскопал нечто такое, что не решился переправить через своего карманного двуликого Януса, полевого командира, бывшего его агентом еще с мирных времен. Покинуть мятежную провинцию, не разрушив там свой образ, созданный огромными стараниями, он не мог. Через другого агента, которого Жозеф держал вне действия на черный день, он сообщил, что появится в поезде, вывозящем беженцев, и проедет до пропускного пункта, но никак не далее того. Посланный на встречу связник аккуратно обшарил весь состав, но не только не нашел там Жозефа, но даже кого-либо хотя бы отдаленно на него похожего.

Обнаружили тело Жозефа совершенно случайно несколько дней назад. Впрочем, не заметить его было практически невозможно: кто-то заботливый вынес труп с пулей в затылке прямо к позициям правительственных войск и выложил на самом видном месте. Самая восхитительная подробность состояла в том, что никто из бойцов, бывших в ночном дозоре, решительно ничего не видел. И хотя сие обстоятельство грозило им немалыми неприятностями, все они с завидной твердостью стояли на своем.