В тот самый момент, когда Лебовски решил, что пора наконец заняться делом, станция содрогнулась.
То было масштабное, всеобъемлющее и поистине устрашающее явление. Стены, потолок и пол сначала пошли мелкой рябью, заставив дребезжать металлические ложечки. Затем колебания увеличились, и со столиков полетели тарелки, приборы и стаканчики с салфетками. А потом гигантская волна покатилась по всем переборкам, выбивая стекла, взламывая напольную плитку и вырывая из кадок гидропонные деревца.
Собственно, Ник и раньше слышал какой-то шум и даже грохот. Краем глаза замечал мечущихся в панике служащих. И даже осязал – некоторые из них, в своих панических эволюциях, натыкались на его столик. Но, поглощенный в мечты и алкоголь, не обращал на царящий вокруг хаос ровно никакого внимания. Ведь все эти мелкие неприятности теперь были не для него – одного из богатейших людей Галактики…
И вот теперь – волна.
Бич всех искусственных объектов – разгерметизация. Когда воздух с воем уносится в черную сосущую дыру, а вместе с ним вылетают различные предметы, в-основном – судорожно барахтающиеся, пытающиеся за что-нибудь зацепиться, фигурки живых существ… Они исчезают из поля зрения, а потом появляются вновь. Заледенелые, кувыркаются в пустоте, и через некоторое время исчезают в голодном, ненасытном пространстве, мертвые и неподвижные.
Лебовски решил, что такая напасть и приключилась на станции "Скорпионз". Проклиная себя за беспечность – нет бы сразу направиться на шаттл, который перенесет его обратно на Базар, к деньгам, славе и Аудитору – он активировал гравиботинки и заковылял между летающих столиков, не забыв прихватить и драгоценное яичко.
Ник прекрасно сознавал, что без Семечка он нужен Аудитору, как дохлого осла уши, и крепко прижимал к себе артефакт, жалея только о том, что не озаботился какой-нибудь удобной ёмкостью для его переноски.
Лавируя в круговороте вещей и стараясь держаться подальше от коридоров, из которых доносились выстрелы, он почти добрался до входа в космопорт. Ник уже видел спасательные челноки и более того, мысленно уже занимал место в одном из них, пристегивался ремнями безопасности и глотал антиалк – терпеть не мог взлетать пьяным…
Он брел на ощупь, прикрыв глаза, чтобы не видеть угрожающе колеблющихся стен – очень хотелось удержать внутри с таким удовольствием съеденный ужин. И поэтому никак не мог заметить несущуюся на крейсерской скорости громадную черную тушу…
Глава 21
– Я очень зол на тебя, дружок, – проскрежетал дон Муэрте, держа Сэма за пятки, вниз головой, и рассматривая его с равнодушием насекомого всеми шестнадцатью глазами. – Со свойственной тебе импульсивностью ты впутался в мутное дело, и потянул за собой меня. Не надо было тебе связываться с Посредником, ох, не надо было. А ещё эта… ах-ха… девушка. Подумать только, из всех девушек Галактики ты выбрал именно её. А ведь всякое деяние имеет последствия. Понимаешь, Сэмми? Я вынужден убить тебя, чтобы минимизировать потери от твоих… ах-ха… деяний. За всё нужно платить, да-да, абсолютно за всё… Ну зачем ты вернулся, – арахнид встряхнул кокон, в котором бессильно покачивался Сэм. – Я ведь отпустил тебя, дружочек. Пошел на поводу не свойственных мне нежных чувств… – последние слова дон Муэрте выговорил с особым мазохистским наслаждением. – Я закрыл глаза на твоё вероломство, отпустил тебя… Но ты вернулся. Как я понимаю, за кораблем, – арахнид задумчиво замолчал. – Потому что мы в ответе за тех, кого приручили, верно? Она – всего лишь машина, бездушный кусок ангельского хлама. А ты отдал за неё ценнейшую в Галактике вещь – свою жизнь. Я разочарован. Чтобы утешиться, присмотрю за твоей казнью лично.
Дотащив Саёнару и Сэма до какой-то каморки, он бросил их туда, одного за другим, а потом заглянул внутрь, неловко растопырившись на лапах.
– Я считал тебя своим преемником, Сэмми, – сказал дон Муэрте. – Ты мог бы подняться очень высоко… Но теперь ты просто умрешь. Казнь – через три часа.
Паук с глухим гулом захлопнул толстую дверь и повлек свою тушу к выходу из ангара. Он шел, медленно переставляя тяжелые лапы, мимо коллекции кораблей, мимо вытянувшихся в струнку помощников, ни на кого не глядя, не отдавая никаких приказов. Хитин брюха вжикал по полу, как проволочная посудная щетка по чугунной сковороде.
На вкус паутина была как полиэтилен, вымазанный соплями. Она растягивалась, разделялась на волокна и застревала между зубов. Но когда Сэм перегрыз несколько нитей, закрывающих рот, смог хотя бы нормально дышать. Он дергался в коконе, ворочался и терся о стены, стараясь вытащить хоть одну руку. Нити были крепкими, как нейлоновые тросы, но немного размягчались от трения.
Освободив плечи и руки, остальное он стянул, как носок, и поспешил к Саёнаре. Девушка была без сознания. Паутина залепляла ей всё лицо, и Сэм испугался, что она уже задохнулась.