— Я не просто упала в обморок, детектив; я полностью отключилась. В этом помраченном состоянии я могу что-то делать, но потом не знаю, что я сделала. У меня не остается воспоминаний, поскольку события во время таких припадков не откладываются в моем мозге. Мой лечащий врач однажды рассказал мне об этом. Я отключилась на яхте, потом очнулась на полу: это все, что я помню. А потом пришел Мартин и сказал все эти вещи. Это потрясло меня… только подумать, что мужчина, за которого я вышла, мог оказаться таким омерзительным. До тех пор в наших отношениях я почти не замечала эту безобразную черту в характере Мартина. В Канаде он был одним человеком, но в Австралии оказался совсем другим. Как будто он подцепил меня на крючок и ему больше не нужно было изображать приличного человека.
— Ваш врач рассказал вам о помраченном сознании? — спросил Грег.
— Мой психотерапевт.
— Почему вы ходили к психотерапевту? — спросила Лоцца.
— Я могу сказать, что это личная и конфиденциальная информация. Я также могу сказать: это произошло потому, что моя дочь утонула в трехлетнем возрасте и я не могла справиться с горем. Оно убивало меня, и я боролась с ним… разными неправильными и вредными способами, — она плотно сжала губы, и ее глаза заблестели. — Послушайте, я понимаю, что вы собираетесь раскопать всю мою жизнь и выяснить всякие ужасные вещи обо мне, которые будут преследовать меня до конца моих дней. Например, как я подверглась принудительной госпитализации. Так вот что я могу сказать. Горе и чувство утраты могут свести вас с ума или довести до самоубийства. Но я не убивала моего мужа. А теперь я хотела бы уйти.
Лоцца какое-то мгновение смотрела на Элли, вспоминая слова Рабз.
— Элли, — Лоцца наклонилась над столом. — Мы можем вернуться к одежде, которую вы носили во время первого выхода в море на «Абракадабре», — к той самой одежде, на которую попала кровь? Значит, вы оставили ее в гараже?
Элли поерзала на стуле и шмыгнула носом.
— Да.
— И вы не знаете, как эта куртка и кепка оказались в Агнес-Бэзин?
— Нет. Я оставила их в гараже вместе со спортивными туфлями и холщовыми штанами с передними карманами. Типа брюк-карго.
Лоцца сделала мысленную пометку узнать насчет штанов и туфель.
— И я не знаю, что с ними произошло и как они оказались в том месте.
Лоцца поскребла подбородок.
— Значит, кровь на…
— Она моя. И Мартина.
Красные пятна на ее скулах стали пунцовыми. Атмосфера в комнате стала более нервной и накаленной.
— Значит, есть шанс, что вы посетили заброшенный дом вскоре после прибытия в Джервис-Бэй, но вы просто не помните об этом? — уточнила Лоцца.
— Да, это верно. Я могла это сделать. Я не помню ничего такого, но это возможно.
Лоцца мысленно выругалась. До сих пор Элли просто разрушала любое потенциальное обвинение, которое можно было выдвинуть против нее. Если она побывала на месте убийства, внутри старого дома, то могла утверждать, что любые следы ДНК или отпечатки пальцев, волосы или ткани, обнаруженные там, могли быть оставлены значительно раньше. То же самое относилось к инциденту с ножом на яхте. Она имела защитные аргументы.
Лоцца показала ей еще две фотографии: рыбный нож и багор с названием яхты.
— Вы узнаете их?
Элли придвинула фотографии ближе к себе.
— Да, я держала этот нож, когда пыталась обрезать леску после того, как крючок отлетел и вонзился Мартину в шею. А это багор, который я передала ему.
— Значит, вы точно прикасались к этому ножу и к багру?
— Да, как я и сказала. Когда я старалась отрезать леску от спиннинга Мартина, который полетел за борт, яхту качнуло. Я поскользнулась и порезала ему руку и тыльную сторону моей ладони.
— А это вы узнаете? — Лоцца показала Элли следующую фотографию с места преступления.
— Это похоже на канат с «Абракадабры». Такая же расцветка, как у булиня, который Мартин заставил меня держать перед выходом в море, чтобы выровнять яхту на реке. Он обжег мне ладони.