— Сначала мне нужно собрать вещи и уехать из этого дома, прежде чем Мартин вернется из Сиднея. Он опасен. На кону стоят огромные деньги — он увел у меня больше тридцати миллионов, и боюсь, он постарается остановить меня, если не хуже. Я собираюсь обыскать дом, скопировать все улики, которые остались в его компьютере, и скопировать все нужные файлы на флешку. Потом я улечу в Канаду и сразу же обращусь к юристам моего отца. Я собираюсь получить наилучшую юридическую консультацию в безопасном месте и действовать оттуда. Я уверена, что жертвы Мартина рассеяны по всему миру, а канадская судебная система может работать совместно с австралийской и с другими юрисдикциями.
— Не знаю, Элли. Если он сбежит с деньгами, полученными от предварительных продаж, это будет преступлением, совершенным
— Что они могут сделать? Честно? Взять меня под охрану в рамках программы защиты свидетелей и проверить, что «даже безумные пьяные обвинения Элли могут что-то значить»? Нет, это выходит за пределы их компетенции. Мне нужно выбраться отсюда, и у меня есть неделя, чтобы сделать это.
— А я что могу сделать?
— Вам лучше уйти, Уиллоу. Мне нужно побыть одной, нужно подумать.
— Элли…
— Нет, пожалуйста. Уходите, — я посмотрела на фотографии частного сыщика, разложенные на столе, и у меня болезненно сжалось горло. — Мне нужно все обдумать.
Она огляделась вокруг; в ее голубых глазах застыла тревога, движения были нерешительными. Потом ее взгляд вернулся ко мне.
— Я тоже не могу как следует осознать это. Почему бы нам не прогуляться вместе?
— Мне нужно побыть одной.
Она наклонила голову набок.
— Я не собираюсь принимать таблетки, Уиллоу. Обещаю. Я собираюсь скопировать файлы, собрать чемоданы и купить билет домой, а потом, может быть, прогуляться самостоятельно, чтобы освежить голову. Но я благодарна за фотографии, — я указала на глянцевые улики. — Я в долгу перед вами. И перед частным сыщиком. Но мне нужно подумать.
Когда она ушла, я посмотрела на фотографию над кроватью, где были мы с Даной. И зловещее ощущение все глубже и глубже вгрызалось в меня.
Суд по делу об убийстве
Психотерапевт спросил, был ли Мартин похож на моего отца. Мне была ненавистна его правота в этом смысле; меня
— Значит, если вы желали зла Мартину, это распространялось и на вашего отца?
В моей голове звучит дисгармоничный аккорд: две части моей личности встречаются перед зеркалом.
— Мой отец никогда не проявлял насилия ко мне.
Он взвешивает мой ответ. На самом деле я не ответила на вопрос, а снова запаниковала. Он приближается к тайным и скрытым местам в глубине моей души. Я ощущаю шепотки раздора, тревожные звонки где-то внутри. Тревожное волнение.
— Я вижу, что этот вопрос доставляет вам неудобство, Элли. Если хотите, мы можем двигаться дальше. Вы называли вашу мать слабой женщиной.
— Так оно и было. Я презирала ее за это. За то, что она оставила меня.
Несколько секунд он смотрит на меня.
— Если вы презирали эту часть личности вашей матери, но на каком-то уровне чувствовали себя ею, то значит ли это, что вы презирали такие же качества в самой себе?
— Значит, здесь я должна сказать «да», но с помощью таблеток и спиртного я отгораживалась от признания этой истины?
— Как насчет Дуга? Он оказывал вам внимание, в котором вы нуждались?
— О чем вы говорите?
Молчание. Тонкие язычки подступающей паники начинают лизать меня изнутри.
— Мы с Дугом любили друг друга. Но все пошло вкривь и вкось после того, как мы потеряли Хлою. Горе было слишком сильным. Все, что мы имели, было построено вокруг родителей Хлои.
— Значит, его не было рядом, когда вы больше всего нуждались в нем?
На меня накатывает гнев — первобытный, рудиментарный гнев. Темный и бессловесный.
— Ладно, он вел себя как скотина. Он заводил романы на стороне.
Он пронзительно смотрит на меня поверх своих записей.
— Больше одного?
— Я… Сразу же после рождения Хлои… он утратил интерес ко мне.
— В сексуальном смысле?
Я сплетала и расплетала пальцы. Жар прилил к моим щекам.
— После родов у меня остался лишний жир. Я плохо спала и плохо выглядела. Грудное вскармливание давалось тяжело. Я беспокоилась, что все делаю неправильно, — я опустила глаза. — Мне хотелось, чтобы моя мать была рядом и направляла меня. У меня было сколько угодно денег, но я не могла купить самое нужное для меня.
Он сверяется со своими записями.