Бутон прикатил столик с чаем и кофе. Старик спрятал тетради в ящик. Взглянув на его лицо, на поджатые губы, сощуренные глаза, Кольт понял, что на сегодня тема закрыта, и всё-таки спросил:
— Ты решил расшифровать для неё?
— А для кого же ещё? Для тебя, что ли? — старик взял чашку и стал медленно, маленькими глотками, пить ромашковый чай.
— Скажи, она действительно так похожа на дочь Свешникова? — тихо спросил Кольт.
— Тебе какое дело?
— Просто интересно.
Старик поставил чашку, развернулся в своём крутящемся кресле и уставился на Кольта. Глаза его вдруг стали молодыми, яркими, зоркими. Пётр Борисович выдержал этот немигающий взгляд. Целую минуту длилось молчание. Приковылял Адам, тявкнул пару раз, положил передние лапы и морду на колени старику.
— Как ты думаешь, — спросил Агапкин и почесал пса за ухом, — когда этот прохвост Мельник привёл ко мне Софи, я сразу узнал её?
— Я думаю, ты заранее знал, кто она, и её появление здесь было твоей инициативой.
— Молодец. Правильно.
— Кстати, об этом ты мне тоже ещё не рассказывал.
— Изволь, расскажу. Я искал способ связаться с ней. Конечно, у меня был адрес, телефонные номера, но я всё никак не мог придумать, что сказать? Кто я такой? Откуда взялся? Я знал о Дмитрии все, ну и о Софи, конечно, тоже. Она ещё в университете, на последних курсах, публиковалась иногда в научных журналах. Я читал каждую её статью, и мне показалось, что профессор Свешников вполне может попасть в круг её интересов. Есть букинистический магазин медицинской книги, он один в Москве. Продавщицы — мои добрые приятельницы. Я попросил их, чтобы дали мне знать, если вдруг кто-нибудь придёт искать информацию о Свешникове. Я ждал Софи, но сначала пришёл Мельник. И только потом мне удалось заставить его привести её.
— Погоди, скажи, а он, Мельник, не мог догадаться, кто она? — вдруг спросил Кольт, залпом допив свой кофе.
— Ещё не хватало! Он вообще ни черта не знает. Он изводил меня вопросами, я очень старался на них ответить, но не мог. Я, видишь ли, помню массу бытовых мелочей, но все самое интересное, важное забыл.
— Да, вначале ты и со мной играл в эти игры.
— Но потом перестал. Ты показался мне умным. Надеюсь, я не ошибся. Ты первый, кому я сказал, что Таня завещала сыну отдать все только в родные руки.
— Таня знала, что у неё в России есть внук Дмитрий?
— Разумеется. Она даже видела его. Я дал ей такую возможность. Она дважды приезжала в Москву в качестве туристки, в семидесятом и в семьдесят шестом, за три месяца до смерти. В последний раз они сидели рядом, на «Гамлете» в Театре на Таганке. Дмитрий был там с женой, кстати уже беременной. То есть, можно сказать, Софи при этой встрече тоже присутствовала.
— Я не знал. Ты не рассказывал мне.
— А ты вообще знаешь ещё невероятно мало.
— Неужели Таня даже не пыталась заговорить с ним?
— Пётр, ты совсем дурак? Ты забыл, что здесь была советская власть? Дмитрий был сначала искренним комсомольцем, потом таким же искренним коммунистом, знаешь, с идеалами, с упрямой верой, что, несмотря на некоторые перегибы при Сталине, идея прекрасна, система справедлива. К тому же он работал в закрытом НИИ, был засекречен. Представь, если бы к нему подошла пожилая буржуазная дама, туристка из капиталистической Франции, и заявила: здравствуй, Димочка. Я твоя родная бабушка. Твой дед был одним из лидеров Белого движения, лютым врагом советской власти. Твой отец служил в СС и работал на английскую разведку. Он бы в штаны наложил от страха и счёл это провокацией.
— Да, наверное, — кивнул Кольт, — но Дмитрий вовсе не биолог, а инженер. Родные руки! Это же не фамильные драгоценности, не какой-нибудь алмаз в пятьдесят карат. От этого невозможно сразу получить прибыль, просто так продать. Всё равно сначала нужен специалист, биолог.
— Получить прибыль, продать, — старик сморщился и пожевал губами, — родные руки для Тани это как раз те, которые не продадут. Но ты, Пётр, вряд ли поймёшь. Вообще, я устал, слишком многое приходится тебе объяснять. Давай отложим этот разговор. Я хочу сегодня ещё поработать.
— Хорошо, — вздохнул Кольт, — давай отложим. Только ответь на последний вопрос. Ты собираешься отдать всю информацию именно Софи? Ты эти свои драгоценные каракули расшифровываешь только для неё или ради самого препарата?
— Для неё. Только для неё.
— А если она откажется? Если у неё, как когда-то у её прапрадеда Свешникова, возникнут эти бредовые идеи о моральной ответственности, о том, что сделать метод универсальным и общедоступным невозможно, а омолаживать избранных безнравственно и опасно для человечества?
— И пусть! И отлично! Не надо ничего.
— Вот сейчас ты врёшь, — Кольт усмехнулся и покачал головой, — не только мне, но и самому себе. Ты не можешь допустить, чтобы открытие Свешникова исчезло навсегда. Ты сам ждёшь не дождёшься.
— Да, Пётр. Конечно, вру, конечно, жду, — старик тяжело вздохнул, — просто мне страшно за девочку, я не могу себе простить.
— Брось, Федор, прежде всего тебе страшно за самого себя. Тебе нужен препарат, время уходит, и в этом всё дело.