Во время еды Диана пристально смотрела на меня своими странными зелеными глазами и, казалось, говорила: «Теперь вы знаете, что я чувствовала все эти годы?», а я в ответ телепатировал: «Да, я знаю. Будь оно все проклято!»
Тавернер тактично воздерживался от комментариев, за что я был очень ему признателен. Прошла неделя, и я решил, что все забыто, когда внезапно Тавернер нарушил молчание.
— Я не могу разрешить Диане бегать в одиночку, — сказал он. Я поежился, но промолчал.
Он подошел к окну и отдернул занавеску. Полная луна светила в окно комнаты, создавая жуткую дисгармонию с электрическим светом.
— Сегодня ночь весеннего равноденствия, — сказал Тавернер, ни к кому не обращаясь.
— Роудз, — сказал он. — Я намерен осуществить очень опасный эксперимент. Если я потерплю поражение, будет беда, а если все пройдет успешно, все станет на свои места, так что надевайте пальто и идемте со мной.
В гостиной мы обнаружили Диану, которая, забыв о традициях добрых леди, вяжущих свитера у камина, примостилась у окна, прижав нос к стеклу. Тавернер открыл окно, и она выскользнула через него, бесшумно, как кошка. Мы, перебросив ноги через подоконник, последовали за ней.
Она ждала в тени дома, словно боясь двинуться. Годы дисциплины оставили на ней свой отпечаток, и, словно птичка в клетке, она жаждала свободы, но, когда открылась дверца, оказалось, что она разучилась летать. Тавернер набросил на нее тяжелую твидовую накидку, которую он захватил с собой, и мы, встав по бокам, направились к болоту. Мы шли по той же дороге, по которой проходил наш дикий полет, к сосновой роще, которая росла на гребне, вздымавшемся над плоским дном древнего моря.
Сосны с их редкими пучками иголок не были способны усилить тьму ночи, но отбрасывали гротескные призрачные тени на усеянную иглами почву. В болотистой ложбине шумел скрытый от глаз ручей.
Тавернер снял накидку с плеч Дианы и вытолкнул ее на лунный свет. Она заколебалась, а потом робко спряталась за нашими спинами, но Тавернер, взглянув на часы, вытолкнул ее снова. Это напомнило мне волшебную историю о жизни в джунглях, в которой детенышей приносили на Скалу Совета, чтобы волки стаи могли их узнать и признать. Диана вручалась ее собственному народу.
Мы ждали, а полная луна в окружении золотых облаков плыла по небу. Тавернер время от времени поглядывал на часы. Ветер утих, в наступившей тишине шум потока казался особенно громким, и, хотя я ничего не видел и не слышал, я знал, что под тенью деревьев что-то движется к нам. Я заметил, что весь дрожу, не от страха, а от волнения. Что-то шло на нас, что-то большое, массивное, и в нем возникало множество более мелких вещей той же породы. Каждый нерв в моем теле начал петь, и помимо моей воли ноги сделали шаг вперед. Но рука Тавернера остановила меня.
— Это не для вас, Роудз, — сказал он. — У вас слишком высокий уровень интеллекта, чтобы там искать себе пару.
Я неохотно позволил ему остановить себя. Приступ помешательства прошел и, когда мои глаза опять прояснились, я увидел девушку в лунном свете и знал, что она тоже ощутила Их приход.
Она повернулась к Ним, испытывая страх, смешанный с восхищением.
Они манили ее, но она не решалась ответить им. Потом я почувствовал, как они окружили ее и она не может убежать, а затем я увидел, что она сдалась. Она простерла свои руки к Ним, и я был уверен, что их сжали другие невидимые руки, потом она подняла руки к небу, и, казалось, лунный свет лился через подставленные ладони прямо в ее грудь. Потом она опустила руки и, упав на колени, прижала их к земле и, опускаясь все ниже, прижималась к земле всем телом, пока мягкий грунт не поглотил ее.
Какое-то время она лежала спокойно, потом внезапно вскочила и выбросила свои руки словно в нырке, словно стрела в полете.
— Быстро за ней! — закричал Тавернер, толкая меня в плечо, и я подобно молнии устремился по вересковым тропам.
Но как это отличалось от нашего первого бега! В то время как Диана по-прежнему бежала подобно лани, мои ноги налились свинцом. Жизнь казалась безвкусной, словно в ней никогда уже не появится «изюминка». Только чувство долга заставляло работать мои с трудом двигавшиеся ноги, но вскоре и оно перестало помогать.
Я отставал все больше и больше, никакого второго дыхания не приходило, чтобы облегчить мои усталые легкие, и маячившая впереди меня фигура скрылась среди вереска, унесенная ветром.