Источник силы

Я упал на землю, задыхаясь, истощив все свои силы в первом броске. Пока я лежал, беспомощный, среди вереска и мое сердце выскакивало из груди, мне показалось, что я вижу проносящуюся огромную процессию, подобно недисциплинированной армии пересекающую небо. Изодранные знамена хлопали и развевались, дикая, нестройная, сводящая с ума музыка прорывалась то здесь, то там из пестрой толпы. Пушистые носы на человеческих лицах, когтистые лапы на человеческих конечностях, зеленые, подобные виноградным лозам, волосы, падающие на сверкающие глаза, вспыхивающие зеленым светом, то там, то здесь полупугающие, полуочаровательные человеческие лица, одни — пятящиеся назад, хотя и увлекаемые массой, другие — отдающиеся волшебному полету в полном самозабвении.

Я проснулся, обнаружив, что надо мной согнулся Тавернер.

— Слава Богу, глаза у вас все еще человеческие, — сказал он.

На следующий день Диана не появлялась. Не знаю, был ли Тавернер этим обеспокоен, но виду он не показывал.

— Проголодается, придет, — это было все, что он соизволил сказать.

Следующий день также не принес о ней никаких известий, и я уже начал сильно беспокоиться, так как, несмотря на то, что дни стояли теплые, ночи были еще холодными, когда вдруг, сидя с выключенным светом у камина в приемной, мы услышали, как кто-то легонько царапается в стекло. Тавернер тут же поднялся и открыл окно, и через него проскользнула Диана и опустилась на коврик у камина прямо у моих ног. Но она сосредоточила свое внимание не на мне, как я ожидал со смущением, а на огне. Мы с Тавернером ничего для нее не значили.

Тавернер вернулся в кресло, и мы принялись молча за ней наблюдать. Туника эльфа, мокрая, оборванная, стала неузнаваемой и казалась единственно возможной одеждой для этой странной, дикой нечеловеческой фигуры у наших ног. Вскоре она села и запустила в спутанные волосы руки, распарившиеся от тепла и едва видимые в ее копне волос, показала белые зубы и розовый язык в своей странной улыбке эльфа и быстрым птичьим движением потерлась головой о мои колени. Выразив таким образом свою признательность, она вернулась к любованию огнем.

Тавернер поднялся и тихо покинул комнату. Я едва осмеливался дышать, чтобы не спугнуть чары, сохранявшие спокойствие нашей посетительницы, и чтобы она не начала вытворять что-нибудь жуткое или приводящее меня в замешательство; но мне нечего было беспокоиться, я значил для нее не больше, чем остальная мебель в комнате.

Тавернер вернулся с полным подносом, и глаза Дианы заблестели. Когда она начала есть, пользуясь ножом и вилкой, она стала больше похожа на человека. Я ожидал, что она будет рвать пищу зубами, но прочно укоренившаяся привычка сохранилась.

— Диана, — сказал Тавернер, после того как она кончила есть.

Она улыбнулась.

— Тебе не хотелось бы сказать «спасибо»?

Она опять улыбнулась и быстрым птичьим движением потерлась головой о его колени, как это сделала со мной, но не сказала ни слова. Он протянул руку и начал гладить и расправлять ее спутанные волосы. Она устроилась у его ног, наслаждаясь заботой и теплом, и вскоре послышалось тихое проникновенное пение, очень напоминающее кошачье мурлыканье.

— На этот раз нам это удалось, — сказал Тавернер.

Однако спустя некоторое время Диана, казалось, проснулась. Ее животные потребности были удовлетворены, и начала вновь заявлять о себе человеческая половина.

Девушка повернулась и, опершись локтем в колено Тавернера, посмотрела ему в лицо.

— Я вернулась, потому что проголодалась, — сказала она.

Тавернер улыбнулся и продолжал гладить ее волосы.

— Но я должна опять уйти, — добавила она слегка вызывающе.

— Ты можешь приходить и уходить, когда захочешь, — сказал Тавернер. — Ты всегда найдешь здесь пищу, и двери всегда будут открыты.

Казалось, это ей понравилось, и она стала более коммуникабельной, явно желая поделиться с нами переживаниями, через которые она прошла, и убедиться в нашей заинтересованности и симпатии. Эго была ее человеческая половина.?

— Я видела Их, — сказала она.

— Мы чувствовали Их, — ответил Тавернер. — Но мы Их не видели.

— Нет, — ответила Диана. — Вы Их не видели. Но потом вы увидели, что Они — мой народ. Я всегда принадлежала к Ним, но я не знала этого, а теперь Они нашли меня. Я пойду назад, — убежденно повторила она.

— Тебе не холодно? — спросил Тавернер.

— Нет, мне только бывает голодно, — ответила она.

Тавернер перенес ее вещи в комнату на первом этаже, окна которой, выходящие на кустарник, позволяли ей уходить и приходить свободно и незаметно. Она никогда там не ночевала, но приходила каждую ночь, когда в приемной гас свет. Мы встречали ее, кормили и после недолгого наслаждения теплом камина она опять ускользала в ночь. Погода для нее не имела значения: не дрогнув, она уходила в сильнейшую бурю и возвращалась целехонькой. Иногда она высказывала нам свои обрывочные детские мысли, пытаясь поведать что-ни- будь из того, что она видела, но чаще всего она хранила молчание.