Источник вечной жизни

– Послушайте, Кай, – сказал он, впервые обращаясь к задержанному по имени. – Может, у вас создалось впечатление, что мне доставляет удовольствие держать вас взаперти и вести с вами продолжительные, но неплодотворные беседы? Это не так. Вы знаете, что у вас есть очень хорошие друзья? Я подчеркиваю – очень хорошие. Знаете, почему? Несмотря на то, что все указывает на вас как на наиболее вероятного подозреваемого в деле об убийстве, они все равно отказываются верить в вашу виновность. Больше всего на свете мне хочется найти настоящего убийцу, но вы упорно отказываетесь сотрудничать со следствием. Я задам вам прямой вопрос и прошу дать столь же прямой ответ: какова причина вашей драки с Дмитриевым накануне его гибели? И, пожалуйста, не говорите мне о «личной неприязни» – я уже слышал эту отговорку. Мне известно, что у вас обоих были отношения с одной и той же женщиной, что с самого начала вы соперничали друг с другом за звание лучшего хирурга, но это – также не причина для драки. Я допускаю, что каждый человек, даже самый образованный и интеллигентный, может выйти из себя, но для этого у него должен иметься хотя бы мало-мальски серьезный повод. И таким поводом я считаю то, что Дмитриев «стукнул» на вас в Комиссию по этике!

– Ч-что?

Неожиданностью стал для майора не столько сам вопрос Кана, сколько выражение его лица, изменившееся впервые за все время допроса.

– Вы хотите сказать, что для вас это новость? – спросил Карпухин, судорожно размышляя над тем, где же он ошибся. – Вы разве не знали, что это Павел науськал на вас мужа Маргариты Вакуленко, когда тот пришел в больницу разбираться по поводу того, что вы якобы требуете с нее денег за продолжение лечения?

Кан ничего не отвечал, и молчание затягивалось. Наконец, он произнес:

– Я ударил Павла, потому что кое-что узнал о нем... Нечто, что вывело меня из себя, но это не имело отношения к комиссии. Черт, да я и предположить не мог, что он и здесь наследил, иначе убил бы гада!

Сказав это, он быстро понял, что зря позволил неосторожным словам сорваться с губ, но было уже поздно. Правда, майора гораздо больше интересовало другое:

– Вы сказали, что узнали что-то о Дмитриеве, что вас разозлило. Что это было?

– Павел... Понимаете, обезболивающие препараты нужно принимать строго по назначению. Пациенты это понимают, но иногда...

– Иногда боли оказываются сильнее, чем можно выдержать? – подсказал майор.

Кан кивнул.

– Это нормально – постепенно боль проходит, если принимать лекарства, как положено, или, в крайнем случае, заменять на другие, если эти не помогают. Но у некоторых больных развивается синдром зависимости от препаратов, и зависимость эта как химическая, так и чисто психологическая: они уже не представляют себе, что можно прожить без них или на небольших дозах.

– Значит, Ольга Жихарева обращалась к вам с просьбой увеличить дозу?

– Да. Она не закончила терапию, и я связался с ней по телефону, чтобы спросить, что происходит. Ольга ответила что-то невнятное. Наверное, нужно было заставить ее объяснить по-человечески, но я, честно говоря...

Он снова замолчал, и Карпухин рискнул предположить:

– Вы разозлились, да? Разозлились на нее, потому что вложили столько усилий в то, чтобы облегчить ей существование, а она вдруг решила, что обойдется без вас?

Кан уронил голову на руки, и майор, наконец, начавший кое-что понимать, вздохнул с облегчением. Он также с удивлением почувствовал, что больше не испытывает к допрашиваемому неприязни.

– Жихарева отказалась объясняться? – спросил он снова, не желая выпускать инициативу из своих рук.

– Практически так, но трубку бросил я, – вздохнул хирург.

– Она не перезвонила?

– Перезвонила...

– Но вы не ответили?

– Я позволил эмоциям взять верх над здравым смыслом. Это непростительно, и я не имел права так поступать.

– Вы поступили как обычный человек, и в этом вас трудно винить, – заметил майор. Откинувшись на спинку стула, он, наконец, позволил себе ослабить на шее потрепанный галстук и вытянуть ноги: теперь в поддержании обстановки напряженности не было никакого смысла.

– Ведь Ольга потом еще несколько раз пыталась с вами связаться, так? – спросил он.

– Так. Она пришла в больницу, потому что я не брал трубку. Через три месяца!

– Она решила возобновить лечение?

– В том-то и дело, что нет: она потребовала рецепт на обезболивающие! Врач в поликлинике по месту жительства отказалась его выписать, и Ольга пришла ко мне. Я пытался ей объяснить, что нельзя принимать эти препараты, как анальгин или нурофен, но она отказывалась слушать. Я видел, что ее состояние ухудшилось, и предложил сдать анализы и пройти обследование, но Ольга отказалась. Она лепетала что-то насчет «альтернативного» лечения, но толком ничего не объяснила.

– И вы не дали рецепта?

– Разумеется, нет – это было бы преступлением!

– И вы считаете, что Жихарева в самом деле испытывала боли?

– Несомненно, потому-то я и попытался ее уговорить. Но это все равно вряд ли помогло бы – время было упущено, а в ее положении каждая неделя имела значение!

– Вы кому-нибудь рассказали о той встрече?

Кан мотнул головой.