— Не всегда побеждает достойнейший, но этот славный малый, македонянин, на мой взгляд, честно заработал свою победу, — сказал Агафангел. — И даже если бы сириец не свалился, он бы всё равно проиграл, ведь македонянин уже обходил его...
— Утешаешь себя? — улыбнулся Михаил.
— В победе православного македонянина над измаилитом — перст Божий! — весело сказала Евдокия.
— Поэтому я не смею сожалеть о проигрыше, — прокряхтел Агафангел, вручая Евдокии кошель, набитый золотыми монетами. — Но как ты угадала в нём победителя?
— Мне нравится ставить на новичков, — зазывно улыбаясь императору, сказала Евдокия. — Поклоняться кумиру нужно уметь до того, как его узнает вся публика. Но самое приятное — быть причастным к сотворению победителя.
— Ещё приятнее — самому побеждать, — снисходительно заметил Михаил.
Тем временем по парадной лестнице ипподромные служители привели в императорскую кафисму владельца победившей четвёрки, и под восторженные крики толпы некий отставной протоспафарий по имени Феофилакт получил из рук Михаила свой приз — десять литр золота, также был удостоен чести облобызать краешек пурпурного плаща, после чего такая же милость — быть допущенным с лобзанием до императорского облачения — была предоставлена и удачливому возничему.
Затем распорядители ристаний довольно бесцеремонно проводили счастливцев к выходу из кафисмы, но вдогонку Евдокия крикнула:
— Постой, победитель!..
Остановились оба, и Феофилакт и возничий, — каждый принял оклик Евдокии на свой счёт.
— Держи!.. — изменившимся голосом произнесла Евдокия и бросила прямо в руки возничему кошель с литрой золота.
Возничий поймал увесистый мешочек, прижал к груди, ещё не вполне понимая, ему ли предназначена эта награда, а если ему, то за что?
Победитель ристаний натужно дышал, по щекам его стекали крупные капли пота, однако, несмотря на усталость, выглядел македонянин весьма эффектно: крупный торс, рельефные мышцы рук, точёная шея — ни дать ни взять античный герой, сам Геракл после совершения очередного хрестоматийного подвига!..
Михаил, сам не отличавшийся атлетическим сложением, питал искреннюю симпатию к подобным мужчинам. Он залюбовался возничим, а потом огорчённо прищёлкнул пальцами.
— Хорош!.. Такому возничему место в моей личной гвардии, а не на конюшне у частного лица, — вполголоса обронил император и милостиво сказал победителю: — Подойди ко мне.
Македонянин сделал несколько несмелых шагов, затем ноги его подкосились, и он очутился на полу, выложенном разноцветной смальтой.
— Встань, — после некоторой паузы, приличествующей данному случаю, позволил Михаил и обвёл ликующую толпу покровительственным взором.
— Ну же, вставай! — подсказал недотёпе Агафангел.
Ипподромная чернь пожирала глазами и своего монарха, и того счастливца, на которого вот-вот должны были обрушиться царские милости. Михаил понимал, что теперь уже он не имеет права обмануть ожидания черни, и обвёл взглядом кафисму, мучительно выискивая, чем одарить македонянина.
На глаза ему попалось массивное золотое блюдо, уставленное стеклянными сосудами с прохладительными напитками, и когда победитель ристаний, заискивающе улыбаясь, поднялся с пола, Михаил указал на блюдо:
— Возьми его на память о нашей встрече.
Агафангел, стоявший ближе всех к предназначенному в дар блюду, живо помог слугам составить стеклянные сосуды на столик, а блюдо протянул возничему.
Снизу, с трибун, послышался дружный рёв осчастливленной толпы.
Чернь неистовствовала, приветствуя новоявленного кумира.
Глядя на неловко озирающегося, смущённого до меловой бледности македонянина, всякий бедняк мог в глубине души уповать на то, что когда-нибудь и ему вот так же щедро улыбнётся богиня удачи.
А на арену ипподрома уже выбегали, кувыркаясь и дурача публику, фокусники и жонглёры, мимы и фигляры, дрессировщики и акробаты.
Наступало их время. И если перед ристаниями они лишь ненадолго показывались публике, не рискуя отбирать симпатии у возничих, то теперь арена безраздельно принадлежала потешникам.
Македонский возничий продолжал стоять у выхода из кафисмы, не зная, что ему делать дальше. Блюдо и кошель он по-прежнему держал в руках.
— Эгей, возничий! Ты загородил мне арену, — весело пожаловалась из-за спины Михаила Евдокия. — Кто-нибудь, принесите победителю кресло! И подайте умирающему от жажды герою прохладительное питьё...
Откуда ни возьмись, появилось кресло, победитель ристаний робко присел на краешек сиденья, словно боялся испачкать бархатную обивку.
Боже, как он изменился в присутствии своего государя, подумал Михаил, искренне сочувствуя мужиковатому македонянину.
Сразу два или три прислужника с почтительными поклонами предложили македонянину на выбор несколько стеклянных фиалов с питьём.
Но жажда оказалась сильнее, нежели страх перед монархом. Победитель ристаний, не раздумывая, схватил ближайший к нему сосуд, залпом осушил его и с тихой благодарностью посмотрел на царственную распутницу.
Евдокия улыбнулась ему в ответ ободряюще и призывно.