Истоки

Лицо Кэтрин всплыло в моей памяти, и это придало мне сил взглянуть отцу в глаза.

— Конечно.

— Присядь, Стефан, — скомандовал отец.

Я сел в кожаное кресло неподалеку от книжных полок.

Он поднялся и направился к графину с бренди на углу стола.

Он наполнил свой бокал, а затем еще один для меня.

Я взял бокал и поднес его к губам, сделав маленький, едва заметный глоток.

Затем я собрал волю в кулак и посмотрел на него.

"Я обеспокоен твоим планом насчет вампиров".

"Да? И почему же?" отец откинулся в своем кресле.

Я нервно сделал большой глоток бренди.

"Мы предполагаем, что они — зло, как их и описывают.

Но что если это не правда?" — спросил я, заставляя себя встретиться взглядом с отцом.

Отец фыркнул.

"У тебя есть сведения, доказывающие противоположное?"

Я покачал головой.

"Конечно нет.

Но зачем принимать слова людей на веру?

Ты учил нас другому."

Отец вздохнул и подошел к графину, чтобы налить еще бренди.

"Почему? Потому что эти создания — из самых мрачных глубин ада.

Они знают, как контролировать твой разум, обольщать твой дух.

Они несут смерть, их необходимо уничтожить.

Я опустил глаза на янтарную жидкость в моем стакане.

Она была такой же темной и мутной, как мои мысли.

Отец наклонил бокал в мою сторону.

"Не мне говорить тебе, сын, что те, кто встанут на их сторону, навлекут позор на свои семьи и также будут уничтожены.

Холодок пробежал по моей спине, но я не отвел взгляд.

"Любой, кто встанет на сторону зла, должен быть уничтожен.

Однако едва ли благоразумно считать, что все вампиры — зло лишь потому, что по воле случая они стали вампирами.

Ты всегда учил нас видеть в людях хорошее, до всего доходить свои умом.

Последнее, в чем нуждается этот город, которому война и так принесла столько смертей, это еще больше бессмысленных убийств," сказал я, вспоминая испуганные лица Перл и Анны в лесу.

"Основатели должны пересмотреть план.

На следующее собрание я пойду вместе с тобой.

Я знаю, что не уделял этому должного внимания, но теперь я готов исполнить свои обязанности.

Отец откинулся в кресле, опустив голову на деревянную спинку.

Он закрыл глаза и массировал виски.

Достаточно долго он оставался в таком положении.

Я ждал, каждый мускул моего тела приготовился принять тот шквал гневных слов, который, несомненно, обрушится на меня.

Я уныло уставился в свой стакан.

Мой план провалился.

Я подвел Кэтрин, Перл и Анну.

Я не смог обеспечить свое собственное счастливое будущее.

Наконец, отец открыл глаза.

К моему удивлению, он кивнул.

"Я думаю, здесь есть над чем подумать".

Я почувствовал облегчение, словно прыгнул в пруд в палящий летний зной.

Он подумает над этим!

Кому-то могло показаться, что это ничего не значит, однако эти слова, произнесенные моим упрямым отцом, означали все.

Это означало, что был шанс.

Шанс покончить с блужданием во тьме.

Шанс для Кэтрин остаться в безопасности.

Для нас быть вместе, вечно.

Отец поднял бокал.

— За семью.

— За семью, — эхом повторил я.

Затем отец осушил бокал, и я вынужден был последовать его примеру.

Глава 25

Меня переполняла радость, когда я выскользнул из дома и направился через лужайку, мокрую от росы, к каретному сараю.

Я прошел мимо Эмили, которая держала дверь открытой для меня, и поднялся по лестнице.

Мне больше не нужна была свеча, чтобы найти Кэтрин.

Там, в спальне, на ней была простая хлопчатобумажная ночная рубашка и ожерелье с хрусталем, сверкавшее в лунном свете.

"Я думаю, мне удалось уговорить отца отозвать осаду.

— По крайней мере, он согласен поговорить.

— Я знаю, я смогу убедить его передумать, — воскликнул я, вращая ее по комнате.

Я ожидал, что она радостно захлопает в ладоши, улыбнется мне.

Но вместо этого Кэтрин высвободилась из моих объятий и положила хрусталь на ночной столик.

"Я знала, что ты подходишь для этой работы," сказала она, не глядя на меня.

— Лучше чем Дэймон? — спросил я, неспособный сопротивляться.

Наконец Кэтрин улыбнулась.

— Тебе нужно перестать сравнивать себя с Дэймоном.

Она подошла ближе и коснулась моей щеки губами.

Я затрепетал от удовольствия, когда она прижалась ко мне.

Я крепко держал ее, ощущая ее спину через тонкую хлопчатобумажную ткань ночной рубашки.

Она целовала мои губы, скулы, ее губы, легкие как перышко, двигались в направлении моей шеи.

Я застонал и еще крепче прижал ее к себе, чтобы ощущать ее всю рядом со мной.

Потом она вонзила свои зубы в мою шею.

Я издал хрип боли и восторга, когда почувствовал ее зубы под своей кожей, ощутил, как она пьет мою кровь.

Казалось, что тысяча ножей вонзилась мне в шею.

Но я по-прежнему крепко прижимал ее, желая чувствовать ее губы на своей коже, желая полностью подчинить себя боли, которая кормила ее.

Так же внезапно, как она укусила меня, Кэтрин вырвалась, ее темные глаза горели, агония отражалась на ее лице.

Тонкая струйка крови вытекла из уголка ее губ, и ее рот исказился от мучительной боли.

"Вербена," — задыхаясь, произнесла она, отступая назад, пока не рухнула на кровать от боли.

— Что ты наделал?

"Кэтрин!" Я приложил руки к ее груди, губы к ее рту, в отчаянии пытаясь вылечить ее тем же способом, каким она исцелила меня в лесу.