Истоки человеческого общения

Это замысловатое, может быть, даже слегка гротескное упражнение направлено на то, чтобы просто подчеркнуть, что природа голосовых средств, а особенно функции, которые они в целом выполняют в жизни приматов, таковы, что очень сложно представить себе, чтобы эволюция осмысленной кооперативной коммуникации, характерной для людей, происходила исключительно в голосовой модальности. Еще труднее представить себе это для коммуникативных конвенций. Но совсем не сложно вообразить, как это происходит в области действий. На самом деле, нам даже не нужно ничего воображать, потому что, как было замечено выше, при некоторых обстоятельствах это на самом деле случается с глухими от рождения детьми. (Кроме того, есть несколько хороших описаний того, как взрослые люди изобретают свои языки жестов в особых ситуациях, например, на шумных фабриках или при общении между представителями различных языковых сообществ в таких видах деятельности, как торговля; Kendon 2004). Возможно, основная причина, которой обусловлены этих различия, заключается в том, что приматы в целом и люди в частности автоматически прослеживают направление взгляда и воспринимают поведенческие акты как целенаправленные и осмысленные по определению, в том числе, когда они имеют отношение к ним самим. Если сущность человеческой коммуникации заключается в ее целенаправленности, тогда действия человека являются главным источником ее смысла. Не то, чтобы это вообще не могло произойти в голосовой модальности у каких-нибудь других живых существ; просто с учетом того, как вокализация функционирует у приматов — особенно в свете ее жесткой связи с эмоциями и существующей тенденции направлять внимание на само издающее звуки животное, а не на внешний объект-референт — это практически немыслимо.

И, таким образом, чтобы прийти к коммуникации человека, со всеми ее кооперативными свойствами, мы должны начать с фундамента, основанного на действии. Эта постройка должна быть возведена на основании характерной для людей предрасположенности прослеживать направление взгляда и указывать в определенном направлении, чтобы заставить других туда посмотреть, а также их склонности интерпретировать действия окружающих в терминах целенаправленности (кроме того, нельзя забывать о совместных действиях как главном материале для базовой психологической структуры сотрудничества). И поэтому, разумеется, появляется вопрос: почему же люди в конце концов перешли к голосовой модальности? Когда люди общаются в наши дни, они чаще всего используют и речь, и жестикуляцию, но речь выполняет основную функцию референции (возможно, в сочетании с указательным жестом), а жесты сопровождают речь и выполняют в основном изобразительную функцию, неся в себе ту информацию, которую с помощью речи закодировать сложно (McNeill 2005; Goldin-Meadow 2003а). Однако нет никаких сомнений, что голосовая речь доминирует; у нее даже есть грамматическое измерение (а иногда и письменный вариант), чего не наблюдается у естественно возникающих жестов. Как голосовая модальность получила такое преимущество?

В истории размышлений по этому вопросу нет недостатка в гипотезах, потому что всем классическим теоретикам, занимающимся происхождением жестов, приходилось что-нибудь сказать по этому поводу. Можно, например, предположить, что голосовая модальность стала ведущей, потому что благодаря ей: становится возможным общение на более дальних расстояниях; становится возможным общение в глухом лесу; освобождаются руки, поэтому становится возможным одновременно общаться и делать что-то руками; становится возможным воспринимать сообщения на слух, а глазами при этом искать хищников и другую важную информацию; и так далее, и так далее. Все это действительно могло сыграть свою роль. Мы просто хотели бы предложить здесь еще одну дополнительную возможность, что, в соответствии с той точкой зрения, которую мы описывали в этой главе, общение в голосовой модальности в большей степени, чем в жестовой, является публичным. Когда в главе 2 мы обсуждали общение приматов, то отметили, что вокализации приматов не предназначены для кого-то в особенности, их слышат все, кто находится поблизости, а жесты направлены на конкретных реципиентов. Учитывая весь период, когда жесты использовались для того, чтобы направить коммуникативное действие на кого-то определенного, переход к голосовой модальности мог означать, что коммуникативные действия все еще по-прежнему направлены на кого-то конкретного — и, конечно, коммуникативное намерение, стоящее за ними, можно рассматривать как метасигнал, помечающий сообщение как предназначенное «для тебя». Однако в то же время, передача сообщений при помощи голоса дает возможность любому, кто находится рядом, их подслушать, как оно и происходило (а предотвратить это можно было только при помощи специальных действий, например, шепота). Это значит, что голосовые действия являются публичными по определению, и поэтому они связаны с формированием репутации и другими подобными процессами.