Истоки человеческого общения

В эксперименте Молл и др. (Moll et al. 2008), посвященном референциальному намерению, взрослый обращался к четырнадцатимесячным детям с неоднозначной просьбой, указывая жестом в направлении трех предметов (одного целевого и двух отвлекающих) и прося ребенка словами принести ему «это». В различных условиях эксперимента у ребенка был различный прошлый опыт общения с взрослым-экспериментатором, и, соответственно, различный багаж совместных знаний, на основе которого ему предстояло сделать заключение о том, к чему относилась просьба. В частности, в экспериментальном условии, до того, как взрослый адресовал свою просьбу ребенку, они оба совместно радовались поведению одного из трех предметов, когда он несколько раз неожиданно появлялся и исчезал в разных местах в коридоре (тогда как их знакомство с двумя другими, отвлекающими, предметами не было столь примечательным). В этом условии дети реагировали на просьбу экспериментатора, опираясь на существовавшие у них совместные знания, и приносили ему целевой предмет (тот, относительно которого у них был совместный опыт) чаще, чем отвлекающие объекты. Важно, что они не делали этого ни в одном из двух следующих контрольных условий. В первом из них с просьбой обращался новый взрослый, с которым у ребенка, соответственно, не было совместных знаний. В этом случае дети выбирали предмет случайным образом. В другом контрольном условии взрослый, который обращался к ребенку с просьбой, перед этим точно так же, как и в экспериментальном условии, радостно реагировал на целевой объект, однако в одиночестве, в то время как ребенок наблюдал за ним, оставаясь незамеченным. Опять же, в этом случае совместных знаний не было, и ребенок выбирал предмет случайным образом. Таким образом, когда ребенок сталкивается с просьбой, касающейся неопределенного объекта-референта, он не считает, что его просят о том, что волнует его самого (иначе дети приносили бы целевой предмет даже тогда, когда об этом их попросил другой взрослый). Он также не предполагает, что имеется в виду предмет, который важен для просящего (иначе дети приносили бы целевой объект также и в том условии, когда они просто наблюдали, как обращающийся к ним с просьбой взрослый радовался одному из предметов в одиночку). Вместо этого ребенок предполагает, что взрослый просит у него тот предмет, который отражен в их недавно полученных совместных знаниях, и по поводу которого они вместе выражали свою радость.

Таким образом, чтобы понять, в чем заключается референциальное намерение взрослого, а также стоящие за ним мотивы и социальное намерение, дети используют не свои собственные эгоцентрические интересы, а совместные знания, общие с тем взрослым, который выполняет указательный жест.

4.1.5. Предположения о готовности к взаимопомощи и кооперативное мышление

В целом похоже, что уже даже годовалые дети ожидают, что другие будут реагировать на их коммуникативные акты, пытаясь их понять, и что другие помогут им, если попросить о помощи, и примут предложенную информацию или разделят с ребенком его переживания, если их призывают к этому. Никогда прямо не исследовался вопрос о том, относится ли все это к взаимным ожиданиям. Но похоже, что в своих умозаключениях в процессе коммуникации дети опираются на кооперативное мышление и совместные знания хотя бы в том плане, что одна из причин, по которой они поддерживают коммуникацию, по-видимому, состоит в том, что они знают, что этого хочет и ожидает от них взрослый (например, в описанных выше экспериментах на выбор объекта, проведенных Бенэ и др. (Behne et al. 2005), Либэл и др. (Liebal et al., in press), Молл и др. (Moll et al. 2008). А в сложных случаях дети сотрудничают с взрослыми, «договариваясь» о передаче информации путем серии запросов и попыток восстановить потерянное сообщение (Golinkoff 1986)).

Эта трактовка, вероятно, заслуживает дополнительного доверия в свете того факта, что годовалые дети понимают основы грайсовского коммуникативного намерения в том смысле, что «мы вместе знаем» или это «взаимно проявляется», что я чего-то от тебя хочу — понимание, которое критическим образом завязано на взаимное ожидание помощи. Прежде всего, в своих естественных социальных взаимодействиях маленькие дети, начиная с возраста примерно одного года, с очевидностью производят коммуникативные акты «для» другого человека. Это проявляется в том, что они удостоверяются, что внимание другого обращено на них, ориентируют свое действие по отношению к другому, устанавливают глазной контакт и тому подобное (Lizkowski et al., in press). Они также, по-видимому, распознают подобные наглядные подсказки со стороны других людей, когда те совершают коммуникативный акт «для» ребенка (по поводу распознавания младенцами коммуникативных и воспитательных намерений других людей по отношению к ним см. (Csibra 2003)). Но самые убедительные доказательства были получены в следующих двух экспериментах.