Отмечать собственную промашку не было никакого желания, но Нина покорно поплелась следом за магосом обратно в бальный зал, всѐ больше чувствуя себя лишней на этом празднике жизни.
А праздник шѐл своим чередом. Теперь в зале танцевали, причѐм не какой-нибудь древний менуэт, а вполне современный вальс. Разномастные пары кружились под музыку, остальные гости кучковались по углам, наблюдая за танцующими, обсуждая свежие сплетни или объедая вкусности со столов. Те, впрочем, не пустели — слуги сразу же докладывали на освободившиеся места новые порции.
— Потанцуем? — светски улыбнулся Ракун.
— Нет, — отрезала Нина. Позориться перед окружающими своим неумением танцевать совершенно не хотелось, поэтому она уверенно направилась к еде. — Ты иди, если хочешь. Марлену пригласи, она явно жаждет твоего внимания.
Девица действительно всѐ ещѐ крутилась неподалѐку и кидала выразительные взгляды на магоса, не торопясь возвращаться к своему покровителю.
— Точно не будешь против? — удивился Ракун.
— Точно. Погоди… — Нина взяла со стола салфетку и тщательно вытерла с губ магоса остатки чужой помады. — Вот теперь иди.
Ракун посмотрел на неѐ как-то странно, но расшифровать этот взгляд сходу никак не получилось. Вместо мыслей в голове была тягучая каша из ощущений, а сердце колотилось так, что Нина едва слышала собственный голос и очень боялась сказать глупость, о которой потом обязательно пожалеет.
До боли хотелось, чтоб магос каким-то волшебным образом понял всѐ без слов, но телепатом он не был. Только постоял немного, обдумывая что-то неведомое, и, наконец, обернулся к Марлене. Та аж засветилась от счастья, что добилась своего. Нина попыталась ей улыбнуться, но губы свело. Осталось только смотреть, как Ракун выводит спутницу в центр зала и присоединяется к танцующим.
Неизвестно, где деревенская трактирщица научилась танцевать, но делала она это с неменьшим талантом, чем взламывала замки и притворялась знатной дамой. Блондинка двигалась легко и грациозно, и выглядела в руках магоса неожиданно тонкой и хрупкой. И какой-то очень уж уместной.
Сама Нина никогда бы так не смогла. Разве что в мечтах. Ох уж эти мечты…
Выдумала себе сказку и сама же в ней поверила. Считала, что есть в запасе ещѐ полгода или даже год, да?
Всѐ, выхухоль, нет больше никакого запаса, весь кончился. Прямо сейчас и кончился.
— Ревнуешь? — Оказалось, Власта Мир может перемещаться и тихо. Или просто Нина так погрузилась в мысли, что ничего вокруг не видела и не слышала, и заметила хозяйку бала только когда та вступила в разговор.
Сердце самым натуральным образом рухнуло в пятки. По крайней мере, попыталось. Нина лихорадочно вспоминала схему дверного замка, лихорадочно соображая, не могла ли проколоться где-то ещѐ, и если нет, то что от неѐ понадобилось Власте, а если да, то что врать про взлом кабинета его разъярѐнной владелице.
Хотя разъярѐнной она совсем не выглядела, скорее уж немного печальной, и Нина нашла в себе силы пробормотать:
— Простите, я задумалась.
— Ревнуешь. — Разноцветные перья в причѐске веско качнулись. — Да ты не нервничай так, милая. Этой девочке с ним ничего не светит, сразу видно.
— Мне, видимо, тоже.
Похоже, взломанный замок и украденный список были не причѐм, хозяйке дома просто приспичило поболтать.
Сперва Нина испытала облегчение, но потом до неѐ дошло, о чѐм именно они болтают и что она только что сказала вслух, и мучительно захотелось взвыть от собственной дурости. Или хотя бы занять чем-то дрожащие руки, поэтому она недолго думая схватила со стола первый попавшийся бокал, сделала большой глоток. Горло обожгло крепким алкоголем, но легче не стало. Наоборот, тоска сжала сердце с такой силой, что чуть слѐзы из глаз не брызнули.
— Эй, да ты что? — всполошилась Власта Мир, разом превращаясь из разряженной светской дамы в заботливую мамочку. — Ты в этого кобелину всерьѐз влюбилась, что ли? Ой, бросай это гиблое дело! Ну разве можно к таким душой прикипать? Или думала, у вас надолго всѐ? Замуж, что ли, звал?
Нина отрицательно мотнула головой, боясь, что если скажет хоть слово, то слѐзы всѐ-таки прорвут последнюю линию обороны. Власта немедленно протянула ей платок и, обхватив за плечи, отвернула в сторону и повела вдоль столов подальше от танцующих.
— Ну вот видишь! Все они козлы, но твой хотя бы честный и не обижает. А что на сторону глядит… А кто не глядит, скажи? Мой тоже то с одной девкой обжимается, то с
другой, а то и с обеими. И каждая услужливая зараза считает своим долгом мне об этом сообщить. Как будто я дура какая и не знаю ничего. Что, Александра, похожа я на дуру?
Нет. — От удивления, что хозяйка бала вообще запомнила еѐ имя, у Нины даже голос прорезался. — А почему не прогоните его, если изменяет?