Выступает начальница передового лагерного пункта западного портала Дуссе-Алиньского тоннеля, старший лейтенант Сталина Говердовская.
Ах, какая женщина!
Берет сняла. Наверное, от волнения. Пшеничные волосы водопадом хлынули на плечи. Гимнастерка, кажется, сейчас лопнет на груди – богато и упруго у нее там под гимнастеркой. Голубые глаза, слегка обветренные губы, рассказывает звонко. Оказывается, она у себя в лагпункте, вместе с администрацией лагеря, построила пекарню и баню, столовую и магазин. Разбила огород на южном склоне, выращивают телят и свиней, а еще есть цветники и клумбы, оштукатуренные дома с крашеными полами, работают плотина и три фонтана, которые подпитываются самотечной водой.
Вырабатывают свое электричество.
Сталин снова наклоняется к Френкелю:
– Что она им там санаторий устроила? Врагам народа… Фонтаны, цветники! Сочи! Зачем?
– Замечание понял, товарищ Сталин. Учтем. Разрешите добавить информации?
– Добавляй!
– На проходке тоннеля выработка женского лагпункта в полтора раза выше мужского!
– Что у них там – скалы мягче?
– Никак нет, товарищ Сталин! Они же идут навстречу друг другу… Женщины мужиков хотят сильнее! Мы пообещали.
Сталин ухмыляется в усы. Ох и хитер этот проходимец Френкель! Он и так величину пайки на БАМе поставил в прямую зависимость от выработки за день. Сделал норму – 500 граммов хлеба, перевыполнил – килограмм! А тут такой стимул придумал! Естественная мотивация.
Сталин иронично роняет:
– Бабы!
Вождь во все времена именно так и относился к женщинам. На Кавказе это естественное отношение мужчины к женщине. Он и любимую свою Наденьку Аллилуеву простой бабой считал. Кидал в нее хлебными катышками и обращался за столом при всех: «Эй, ты! Чего не пьешь?» А она ему ответила: «Я тебе не эй!» И чтобы доказать, что не «эй», пошла учиться в Промышленную академию. В Промакадемии враги Иосифа и партии свили себе гнездышко. Пришлось разворошить.
Правда, Наденька застрелилась.
Из женского браунинга.
Предала Иосифа. Его все предают.
Эх, эх!
Митинг закончился, начались танцы. Оркестр заиграл:
Между прочим, Сталина Говердовская с трибуны тоже заметила молодого и красивого лейтенанта. По виду ровесника. Вернувшегося, кажется, в родные края. Вздрогнула и обрадовалась, только виду не подала, когда он вырос перед ней:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите представиться – лейтенант Ярков Константин! Смерш. Прибыл на родину после службы в Прибалтике. Разрешите пригласить вас на танго.
Кто только не пытался закадрить Говердовскую!
И начальник соседнего, мужского, лагпункта, женатик, между прочим, подкатывался, мол, давайте, Сталина Георгиевна, дружить домами! Все-таки мы с вами два серьезных командира… Знаем мы эту дружбу. И Савёнков, из управления, какие-то дорогие отрезы на платья шлет. А куда Сталина пойдет в крепдешиновом платье? На лесоповал? Или в шестой барак бетонщиков, в местный театр. Там по вечерам Писатель травит в лицах историю про Гамлета и Офелию. А Летёха Василий – так тот каждый день старается промелькнуть перед ней в обновке. То кубанку каракулевую отберет у зэка, то френчик почти заграничный справит.
Пока Сталина Говердовская раздумывает, соглашаться ли так, с лету, на танец, положить ли, легко и небрежно, свою ладонь на плечо Кости Яркова, приведем доказательства необычной информации о положении женского лагерного пункта на западном портале тоннеля. Дело в том, что большинство читателей, конечно, привыкло к описаниям тяжелых условий жизни зэков вообще и Бамлага в частности. Колючая проволока, промерзшие бараки, овчарки, жидкая баланда… Так оно и было на самом деле. А тут Говердовская с высокой трибуны доложила: оштукатуренные дома, столовая, клумбы с цветами, овощи и молоко, магазин и телята.
Опять разыгралась свобода автора в обращении с материалом? Ничего подобного. Женский лагпункт западного портала Дуссе-Алиньского тоннеля был редким исключением на фоне страшной жизни зэков.
Будем верны исторической правде.