Истопник

Автор обещал, что даже самые разнузданные его герои-урки не будут материться. И пока свое обещание сдержал. Только товарищ Френкель, начальник Бамлага, бесконтрольно крикнул производное словечко ёпта, которое, кроме удивления, уже ничего не обозначает. Так ведь и Френкель давно уже не урка. Да и бля – разве это серьезный матерок? Живой полип, бородавка на языке вертухая.

Он просто здесь необходим, как спусковой крючок автомата.

Костя удивлен и встревожен. Спрашивает у Сталины:

– Это… Это что такое?

Сталина горько усмехается. Уголками губ.

– Это ночь любви, товарищ Ярков. За досрочную проходку тоннеля им обещана ночь любви. Сегодня она состоится. По сигналу ракеты откроют ворота. И зэки бросятся друг на друга. А сейчас присматриваются.

Костя обескуражен, удивленно качает головой:

– Как-то неправильно… Не по-человечески.

– А бабам рубить скалу – по-человечески? Ты что-нибудь знаешь, Костя, про женские лагеря?

Про женские лагеря на стройке-500 Костя еще ничего не знает. Всех заключенных он считает врагами народа, бандитами, ворами и бандеровцами. А зэчек – воровками и предательницами Родины, завербованными иностранными агентами. Проститутками считает их Костя Ярков. В контрразведке Смерша другому пониманию научиться было трудно.

В скором времени ему предстоит окунуться в новую жизнь. С прожекторами на зоне, утренней перекличкой у страшных ворот и с мерным скрипом колес зэковских тачек, везущих скальную породу. Он дал согласие Френкелю на работу в управлении Амурлага. К тому же Нафталий Аронович сразу пообещал очередное звание – старшего лейтенанта НКВД. А учеба… Мечту о географии Костя не бросил. Он ее отложил на некоторое время. Не все еще пойманы лесные братья, не все враги народа обнаружены и арестованы.

Сталина рассказывает Косте:

– В моем лагпункте много женщин-инженеров, учительниц, библиотекарей, медсестер, агрономш и простых чертежниц. Как они могли подрывать могущество страны?! Если бы не они, мы не построили бы тоннель. А им в награду ночь любви. Людей хотят оскотинить. Они и так уже наполовину – не люди.

– Ты считаешь, что зэчки получили свои срока незаслуженно?

Сталина останавливается и смотрит в глаза Кости:

– По большей части – да. Я не просто так считаю. Я знаю. Потому что у меня есть их личные дела. Под пытками их заставляли подписывать ложные показания. На отцов и мужей, на друзей и детей. И на самих себя.

– Кому это нужно?

– Френкелю и Сталину.

– Зачем?!

– Во-первых, дешевая рабочая сила. Чтобы строить мосты и тоннели, побеждать в войне. Во-вторых, идет борьба за власть. Сталин выкорчевывает своих врагов и тех, кто не одобряет его политики. В-третьих…

Костя закрывает ладонью ее губы.

– Товарищ старший лейтенант! Вы не боитесь говорить мне такое?

Сталина бросает вещмешок, Костя ставит аккордеон.

Сталина властно обнимает лейтенанта:

– Не боюсь! Потому что вижу – ты уже мой.

Костя валит Сталину на мягкий лапник кустов стланика. Расстегивает пуговицы на ее гимнастерке. Великолепные груди, освобожденные, сами ложатся в его ладони. Он жадно и нежно целует соски.

Гул толпы, оставшейся позади, на поле, нарастает.

Лают псы седой и палевой масти. Лают до рвоты.

Опять кричит Летёха. И опять звонко:

– Не напирать! Начнете сближение по сигналу ракеты! Даю очередь на предупреждение!

Раздается стукоток автоматной очереди.

Толпа охает и затихает. Нет уже никакой мочи ждать.

Два изможденных зэка спрятались в кустах. Онанисты.

Никак не могут дождаться желанной картинки. По-лагерному – сеанса.

Их лица опрокидываются в болезненной истоме.

Один с облегчением говорит другому:

– Все… Кончил! Хиляем в барак.

– Да ты что, Пашка! Давай посмотрим. Сейчас такой кайф словим…

До ухода на фронт у Кости был только один опыт по женской части – мимолетный и скоротечный. Он называл его боевым контактом. Со старшей пионервожатой в школе, где работала мама, Глафира Ивановна. На столе, среди вымпелов, горнов и барабанов, с оглядкой на незапертые двери, куда в любую минуту могли ворваться пытливые не по годам пионеры.

Правда, на фронте у него еще с одной было. Белокурая и плохо говорящая по-русски. Она работала на ферме у латыша-кулака.

На сеновале было хорошо. Пахло чабрецом, полынью и мятой.

Сталина отбивается от Кости:

– Подожди! До дома остался километр… Пошли, Костя, пошли! Нужно успеть до темноты в поселок.

На краю поселка они видят гранитный памятник.

Костя читает имя, отчество, фамилию, выбитые на гладком камне, – Георгий Михайлович Квадратов, главный инженер Дуссе-Алиньского тоннеля.

Вместо года рождения прочерк.

Есть точная дата смерти – февраль 1941 года.

– Я тогда еще здесь не работала. Но Георгия Михайловича знала – встречались по геологическим делам, – рассказывает Сталина. – Сколько он сделал для нашей стройки и для людей! Его похоронили, как орденоносца. Прилетал из Свободного на похороны генерал Петренко, начальник Амурского лагеря. Солдаты дали залп из автоматов… На штольнях в тот день поставили рекорд – пять метров прошли с обеих сторон.

– Почему он умер? – спрашивает Костя.