Историческая библиотека

4. (1) Филипп, сын Аминты, взойдя на престол, когда Македония была порабощена иллирийцами[5], вырвал свое царство у них силой оружия и проницательностью стратега, но умеренностью, выказанной им по отношению к побежденным, он создал величайшую державу в Европе. Когда, например, в знаменитой битве[6] он разбил афинян, оспаривавших гегемонию в Греции, то приложил большие усилия для похорон павших врагов и брошенных без погребения, в то время как отпустил без выкупа и отправил на родину пленных, числом более двух тысяч. (2) В результате те, кто с оружием оспаривал верховенство, теперь, из-за его милосердия к ним, с готовностью покорились его власти над греческими государствами; тогда как он в многочисленных стычках и сражениях не смог добиться такой власти, тогда как единственным актом милосердия получил от своих противников добровольное согласие на гегемонию во всей Элладе. И, наконец, он обеспечил прочность своего царства при помощи страха, когда сравнял с землей густонаселенный город Олинф. (3) Подобным образом его сын Александр после захвата Фив разрушил город, удержав от бунта афинян и лакедемонян, которые собирались восстать, но в своем персидском походе, обращаясь с пленными с величайшим милосердием, он прославил свою доброту, чем наравне со своим мужеством способствовал успеху, делая для азиатов желанным его правление.

(4) В более поздние времена римляне, когда они стремились к мировому господству, пришли к нему при помощи отваги, затем расширили его во все пределы наилучшим из возможных обращением с побежденными. До настоящего времени, воистину, они воздерживаются от жестокости и мести к тем, кто подчинился им, обращаясь с ними не как враги, но как будто благодетели и друзья. Тогда как покоренные, как бывшие враги, ожидали встретить ужасающие кары, завоеватели не оставляли места для какого либо высокомерия в своем милосердии. Некоторых они зачисляли в сограждане, некоторым даровали право на межнациональные браки, другим возвращали независимость, и ни разу их обхождение не вызывало возмущение тем, что оно было излишне суровым. (5) Вследствие такого исключительного человеколюбия цари, города и целые нации переходили под римские знамена. Но однажды, когда они правили фактически над всем обитаемым миром, они закрепили свое владычество страхом, разрушив наиболее выдающиеся города. Коринф был разрушен до основания, македоняне, например Персей, были искоренены, они разрушили Карфаген и кельтиберский город Нуманцию, и многие были запуганы.

5. (1) Римляне считали обязательным вступать только в справедливые войны, и не принимали поспешных или опрометчивых решений в таких вопросах[7].

6. (1) Когда римские экспедиционные войска выдвинулись против карфагенян, и новость достигла Карфагена, что флот стоит наготове в Лилибее, карфагеняне воздержались от враждебных действий и отправили легатов в Рим[8], которые отдали себя и свою родину в распоряжение римлян. Сенат, приняв их капитуляцию, дал ответ, что ввиду того, что карфагеняне столь благоразумны, сенат гарантирует им их законы, владения, святыни, могилы, свободу и имущество, город Карфаген, однако, нигде не был упомянут, их намерение уничтожить его было скрыто: эти милости карфагенянам были обеспечены тремя сотнями заложников из числа сыновей сенаторов, и повиновением приказам консулов. (2) Карфагеняне, думая, что они избавились от войны, послали заложников, не без горестных стенаний. Затем римляне прибыли в Утику[9]. Карфаген снова отправил послов узнать, имеют ли римляне еще какие-либо требования к ним. Когда консулы потребовали без обмана выдать оружие и артиллерию, они были поначалу угнетены в виду того, что были в состоянии войны с Газдрубалом[10]; тем не менее римляне[11] получили двести тысяч единиц оружия всякого вида и две тысячи катапульт. Вслед затем римляне снова послали сообщение карфагенянам, требуя назначить делегацию старейшин, которой они сообщат свои окончательные требования. (3) Карфагеняне послали тридцать мужей наивысшего ранга. Манилий[12], старший из консулов, объявил постановление сената, что они должны покинуть город, в котором сейчас живут, и должны основать другой, в восьмидесяти стадиях[13] от моря. На это послы ответили стенаниями и призывами к милосердию, бросившись наземь с горестными криками и рыданиями. Такое великое волнение чувств обрушилось на посольство. Когда карфагеняне пришли в себя после такого потрясения, один единственный человек, некто Бланнон, произнес речь соответствующую случаю, и, говоря с мужеством отчаяния, но вполне откровенно, вызвал чувство жалости у всех, кто слышал его[14].