Читаем Историческая эпистемология. История, онтология, эпистемология полностью

A priori в науке, в отличие от классического определения априорного, не являются чем то раз и навсегда установленным, а находятся в постоянном процессе динамических трансформаций, переплетаясь с опытом, определяя его и корректируясь в зависимости от новых эмпирических данных и теоретических открытий: «Первичные понятия, на которые опирается наука в каждый момент своего развития, не являются абсолютно данными; хотя некоторые из них в некотором смысле продиктованы нашим знанием чувственного мира, они являются в определенной мере пластичными, они могут изменяться, чтобы гармонировать с совокупностью наших знаний, или наоборот, они могут изменять нашу спонтанную систему мира» [6, с. 215], а потому «не существует единственного a priori, но множество отличных друг от друга, иногда гетерогенных и несопоставимых a priori» [7, с 33]

Такой взгляд на природу априорного можно охарактеризовать как радикальную релятивизацию a priori, которая, в свою очередь, ограничивается введением второго постулата. Будучи продуктом развития человеческого духа, a priori в научном развитии подчиняются более фундаментальным законам, которые еще предстоит выявить представителям таких гуманитарных дисциплин как антропология, социология, психология и теория познания. Поэтому многообразие a priori, присущее историческому развитию научного познания, все же носит ограниченный характер и потенциально подлежит научному (историческому) исследованию и классификации.

В то же время такое понимание a priori накладывает определенные обязательства на философствующего историка науки, который, вслед за ученым, не должен скрывать или отказываться от априорных предпосылок своего исследования. История науки, стоящая на философских основаниях, по мысли Метцжер, противостоит «хронологическому эмпиризму» [6, с.204] классического исторического подхода, который в его крайней версии воплощается в виде хронологического документирования исторических текстов, фактов и открытий.

В той версии истории науки, которую отстаивает Элен Метцжер, история науки – это история научной мысли, неотделимой от мыслящего ее ученого, но вполне автономная от всего того, что принято считать историей науки в классическом историческом подходе. Метцжер пишет: «Когда я говорю об истории наук, я говорю об истории научной мысли, и только о ней; все остальное в науке, включая наблюдение, эксперимент, измерение, вычислительные процессы и технику создания лабораторного оборудования, либо вовсе не имеет к ней отношения, либо играет лишь вспомогательную роль для [научной] мысли или зарождения этой мысли» [6, c.205].

И точно так же как ученый, начинающий исследование неизвестного ему феномена, принимает в качестве отправной точки те или иные априорные постулаты, историк науки должен отталкиваться от тех же постулатов в своем исследовании: «Я постулирую a priori то, что считаю истинным, и по мере возможности я это верифицирую» [6, c. 209]. Вместо того, чтобы отказываться от априорных убеждений ученых прошлого, Метцжер предлагает выявить их и исследовать не только с сугубо исторической точки зрения, но и дать им философскую интерпретацию, для того, чтобы лучше понимать структуру рациональностей прошлого, внутренние нормы, которым следовало научное развитие [8, c. 306].

Несмотря на то, что выбранная Элен Метцжер терминология в ряде случаев представляется довольно архаичной, она имеет, на наш взгляд, довольно высокий методологический потенциал для историко-философских исследований науки, особенно в рамках антикваристского подхода. Если для версии исторической эпистемологии, предложенной Башляром и его последователями, одной из основных задач исторического исследования было составление своего рода иерархической модели ученых прошлого, так как «история науки в сущности является историей, подлежащей суждению» [9, c. 224], то из принятия «гетерогенных и несовместимых друг с другом» исторический a priori (то есть, по сути, систем рациональности) следует невозможность маркировки ученых прошлого как хороших или плохих, а научного познания как исключительно направленного на прогресс. Тем не менее, именно такой подход к анализу истории науки, как это заметила Кристина Кимиссо [8, c. 305] оставляет приоритет в исследованиях познавательного процесса за философией (теорией познания), а не за историей.

Литература

1. Bachelard G. Philosophie du Non (1940). 4me ed. Paris: PUF, 1966. – 147 p.

2. Fabiani J.-F. Qu'est qu'un philosophe francais? Paris: Editionn d'EHESS, 2010. – 316 p.

3. Chimisso Cr., Gad F. A Mind of her Own: Helene Metzger to Emile Meyerson, 1933. 2003. Isis, 94(3). P. 477–491.

4. Chimisso Cr. Writing the history of the mind: philosophy and science in France, 1900 to 1960s. Aldershot, Ashgate Publishing Limited, 2008. – 209 p.

5. Metzger H. Tribunal de l'histoire et th'eorie de la connaissance scientifique // Archeion. 1935. Vol. 17. P. 1–14.

6. Metzger H. La m'ethode philosophique dans l'histoire des sciences // Archeion. 1937. Vol. 19. P. 204–2016.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Исторические информационные системы: теория и практика
Исторические информационные системы: теория и практика

Исторические, или историко-ориентированные, информационные системы – значимый элемент информационной среды гуманитарных наук. Его выделение связано с развитием исторической информатики и историко-ориентированного подхода, формированием информационной среды, практикой создания исторических ресурсов.Книга содержит результаты исследования теоретических и прикладных проблем создания и внедрения историко-ориентированных информационных систем. Это первое комплексное исследование по данной тематике. Одни проблемы в книге рассматриваются впервые, другие – хотя и находили ранее отражение в литературе, но не изучались специально.Издание адресовано историкам, специалистам в области цифровой истории и цифровых гуманитарных наук, а также разработчикам цифровых ресурсов, содержащих исторический контент или ориентированных на использование в исторических исследованиях и образовании.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Динара Амировна Гагарина , Надежда Георгиевна Поврозник , Сергей Иванович Корниенко

Зарубежная компьютерная, околокомпьютерная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
История Французской революции: пути познания
История Французской революции: пути познания

Монография посвящена истории изучения в России Французской революции XVIII в. за последние полтора столетия - от первых опытов «русской школы» до новейших проектов, реализуемых под руководством самого автора книги. Структура работы многослойна и включает в себя 11 ранее опубликованных автором историографических статей, сопровождаемых пространными предисловиями, написанными специально для этой книги и объединяющими все тексты в единое целое. Особое внимание уделяется проблеме разрыва и преемственности в развитии отечественной традиции изучения французских революционных событий конца XVIII в.Книга предназначена читательской аудитории, интересующейся историей Франции. Особый интерес она представляет для профессоров, преподавателей, аспирантов и студентов исторических факультетов университетов.

Александр Викторович Чудинов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука