Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции

Хотя, согласно логике разверстки, крестьянские хозяйства могли оставлять себе продукцию, которая не требовалась государству для выполнения норм, не существовало легальных путей использовать этот излишек, а товаров, на которые его можно было бы обменять, почти не имелось. Таким образом, стимула производить больше базовых потребностей самого крестьянского хозяйства не было{244}. Как официальная статистика, так и устные рассказы сходились в том, что крестьянские хозяйства сокращали посевные площади и, соответственно, снижались урожаи – во многих местах более чем на треть{245}. Такая ситуация сложилась под влиянием нескольких факторов. Количество хозяйств по сравнению с 1917 г. увеличилось, а их средний размер сократился. Это сделало их менее продуктивными – как из-за мобилизации на войну, так и из-за того, что снизилась производительность хозяйств: лошадей забрали для армии, а сельскохозяйственные машины и оборудование приходили в негодность из-за отсутствия запчастей{246}. Во многих основных зерновых регионах сельскохозяйственный цикл был серьезно нарушен из-за перемещения фронтов гражданской войны.

Эти факторы имели большое значение, однако не они, а произвольный фактор – отсутствие заинтересованности в том, чтобы производить больше, чем требовалось для пропитания, – вызвал серьезную полемику в коммунистическом руководстве. Правда, его чаще упоминали со ссылкой на «кулацкий саботаж». У всех на виду процветал черный рынок, и позже исследования показали, что именно он спас советских горожан, чьи потребности в продовольствии не покрывались постоянно снижающимися продуктовыми нормами, установленными государством{247}. Хотя кампания по обеспечению продовольствием в 1919 г. оказалась успешной, те, кто мог наблюдать этот процесс, понимали, что успех – не результат какой-то серьезной трансформации в отношениях между крестьянством и советским режимом (которую оптимисты среди коммунистов стали называть переломом). Это стало результатом масштабных заготовок на территориях, «освобожденных» Красной армией. Однако активная работа вооруженных продотрядов и преследование милицией нелегальной торговли вскоре вызвали обеспокоенность деревенского и городского населения и на этих территориях{248}.

После написания открытого письма Ивану Сигунову военный комиссар Троцкий несколько дней ездил по окрестностям Екатеринбурга. Честно говоря, о его передвижениях в этот период известно не так уж много. В отличие от похожего путешествия Сталина, которое произошло спустя несколько лет, поездка Троцкого не освещена во многочисленных официозных воспоминаниях и не вошла в подробностях в анналы истории. Тем не менее его наблюдения, сделанные в этом регионе – одном из «недавно освобожденных» и еще не почувствовавшем на себе всю тяжесть требований советской власти (однако изрядно пострадавшем при Колчаке), – были сведены в предложение, которое Троцкий подал в Центральный комитет партии, вернувшись в марте в Москву. В докладе он представил свою оценку текущей ситуации с заготовкой продовольствия, отметив важнейшее значение государственной политики в этой области для общих экономических перспектив республики.

Главную проблему Троцкий видел в том, что крестьянину не нужно было возделывать больше земли, чем требовалось для обеспечения семьи, если государство отбирало все, что превышало этот уровень{249}. Из городов, где продовольствия не хватало, все больше рабочих перебирались в деревню, и, если им удавалось получить землю, они также выращивали ровно столько, сколько требовалось для личных нужд. Таким образом, росло количество мелких хозяйств, объем «излишков» сокращался и одновременно сокращалось количество рабочей силы в городах. Троцкий писал, что «продовольственные ресурсы страны грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата»{250}.

То, что предлагал Троцкий, было отнюдь не идентично НЭПу, который ввели спустя год. В докладе Троцкий перечислил четыре основных принципа сельскохозяйственной политики. Во-первых, он предложил заменить разверстку прогрессивным натуральным налогом «с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду». Во-вторых, он хотел, чтобы снова было дано обещание поставлять в деревню промышленные товары – не только удобрения и плуги, но и соль, и керосин, которые будут покупаться за зерно. Он настаивал на том, что следует стараться избегать ошибки, совершенной в 1918–1919 гг., когда декрет о товарообмене постановил распределять промышленные изделия по районам и деревням, выполнившим нормы поставки зерна, а не по индивидуальным хозяйствам. Нужно покончить с этим явлением из прошлого – нежеланием, чтобы индивидуальные хозяева – потенциальные кулаки – выигрывали от такого обмена.