Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции

Ларин, хотел он того или нет, нарушил правило, установленное для всех высокопоставленных чиновников: не делать независимых заявлений о продовольственной политике и уж точно не критиковать существующие методы. Вокруг продовольственной политики на всех уровнях – заготовка, транспортировка и распределение – было такое количество критики и дискуссий, что 5 января 1920 г. коллегия Наркомпрода выдвинула несколько спорное требование, чтобы все речи и объявления по вопросам обеспечения продовольствием подвергались тщательному изучению Центральным комитетом РКП(б){255}. Не прошло и двух недель, как Ларин нарушил этот принцип и был наказан за введение в заблуждение широких масс. «Для широкой же массы молодых партийных товарищей и непартийных рабочих это – авторитетное выступление товарища, выдвинутого нашей партией на ответственный пост одного из руководителей хозяйственной жизни страны», – так писал Центральный комитет в письме, извещающем Ларина о его исключении из ВСНХ{256}.

Тем не менее предложения Троцкого обсуждались на заседании Политбюро ЦК партии в конце марта 1920 г. Четверо проголосовали за, 11 – против{257}. Перед заседанием Политбюро Троцкий писал, что предложения – это всего лишь черновой набросок и что, хотя его устраивает суть, язык документа нуждается в редактировании. Несмотря на то, что вокруг продовольственной политики велось много споров и существовало много недовольства как внутри, так и вне партии, очевидно, что никто не был настроен менять политику по этому вопросу, самому насущному и проблематичному на тот момент. На открывшемся вскоре после того, как выдвинул свои предложения Троцкий, IX съезде РКП(б) были вновь утверждены основные принципы разверстки, и сам Троцкий отошел от вопроса продовольственной политики, занявшись вместо этого мобилизацией труда – одной из основных программ, рекомендованных съездом{258}. К своим инициативам по обеспечению продовольствием Троцкий вернется лишь через год, в марте 1921-го, когда решит скромно напомнить товарищам по партии о том, что введение продналога, инициированное Лениным, по сути было тем самым, что он предлагал ранее.

Очевидно, что в начале 1920 г. радикальная переориентация продовольственной политики не имела достаточной политической поддержки. Однако через год ситуация коренным образом поменялась: резко усилилось общественное недовольство в связи с продолжением политики продразверстки. Когда осенью 1921 г. начались приготовления к очередной кампании по сбору продовольствия, уровень протестов в сельской местности вырос до беспрецедентных масштабов.

В то время как Троцкий вносил свои предложения на рассмотрение Центральным комитетом, органы власти на местах также прилагали усилия, чтобы остановить рост недоверия к партии и советскому правительству. В Самарской губернии, где между деревенскими жителями и представителями государства не раз случались конфликты, местные коммунисты были проинструктированы относительно наиболее распространенных антиправительственных лозунгов, в первую очередь «За свободную торговлю!». Коммунистам разъяснялось, что они должны противостоять подобным призывам, донося до народа идеи партии{259}. Цензоры, которые читали письма, получаемые и отправляемые красноармейцами, рапортовали о многочисленных содержавшихся там сообщениях о реквизициях, после которых еды оставалось все меньше и меньше, и о нехватке семян для следующего посева{260}. А лето 1920 г. принесло еще больше тревог: засуха и сильные ветра во многих регионах грозили низким урожаем или даже гибелью посевов{261}. Однако, когда в деревнях появились продотряды, они восприняли протесты крестьян и местных представителей советской власти как «кулацкий саботаж» и «местничество»{262}. Районный продовольственный комиссар в Лебедяни (Тамбовская область) отказался принимать всерьез письма с протестами против норм разверстки зерна от деревенских общин и местных (поселковых и районных) советов, написанные незадолго до начала сбора урожая. Комиссар заявил коллегам в областной администрации, что эти письма – не более чем «жалкое кулацкое хныканье».

«Уже хорошо известно, что крестьяне продолжают гнать самогон, продают зерно на черном рынке, закапывают его в землю. Вам пора понять, что реквизиция осуществляется в соответствии с официальной нормой разверстки, она установлена на базе государственной статистики. Если у крестьян недостаточно зерна, то это их вина, а не наша»{263}.