Однако едва стало казаться, что вот-вот будет сформирована социалистическая коалиция, как пришли новости о вооруженном штурме Зимнего дворца и аресте министров Керенского. Делегаты от меньшевиков и эсеров стали обличать штурм как преступные действия, которые, по их мнению, должны были погрузить страну в гражданскую войну, и многие из них в знак протеста покинули зал. Когда они выходили, делегаты-большевики топали ногами, свистели и выкрикивали оскорбления. Спланированная Лениным провокация – упреждающий захват власти – удалась. Покинув съезд, меньшевики и эсеры свели на нет все надежды на достижение компромисса с умеренными большевиками и на формирование коалиционного правительства из всех партий, работавших в Совете. Путь для диктатуры большевиков на базе Совета теперь был свободен. Именно к этому, несомненно, и стремился Ленин.
Несложно понять, почему меньшевики и эсеры повели себя в изменившейся политической атмосфере того момента именно таким образом. Однако невозможно и не заметить, что своими действиями они подыграли Ленину. Суханов признал это в 1921 г.: «Этого мало: мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции. Борьба на съезде за единый демократический фронт могла иметь успех… Уходя со съезда, оставляя большевиков с одними левыми эсеровскими ребятами и слабой группкой новожизненцев, мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина…»{165}
В результате этого бойкота оппозиционные силы разделились, оставив Мартова и других левых сторонников советской коалиции в одиночестве противостоять усилиям Ленина установить диктатуру. Мартов еще раз отчаянно призвал сформировать правительство из всех демократов. Однако настроение в зале менялось. В глазах массы делегатов меньшевики и эсеры, бойкотируя съезд, показали себя «контрреволюционерами». Теперь делегаты готовы были последовать примеру большевиков, противящихся любому компромиссу с меньшевиками и эсерами. Троцкий взял инициативу и произнес речь (она стала одной из наиболее часто цитируемых в XX в.), в которой обличил резолюцию Мартова о коалиции: «Наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю, с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда или которые делают это предложение? Но ведь мы видели их целиком. Больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равноправные стороны, миллионы рабочих и крестьян… Нет, тут соглашение не годится… вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории!»{166}
В порыве гнева Мартов выкрикнул (и, наверное, это мучило его всю оставшуюся жизнь): «Тогда мы уйдем!» С этими словами он вышел из зала – и вошел в политическое небытие. Было два часа ночи, и Троцкому, выполнявшему то, что задумал Ленин, оставалось только принять резолюцию, осуждающую «предательские» попытки меньшевиков и эсеров подорвать советскую власть. Эта резолюция, по существу, поставила на большевистской диктатуре печать: одобрено Советом. Масса делегатов, вероятно, не понимавшая значения того, что они делают (разве они не за власть Советов?), подняла руки в поддержку резолюции Троцкого.