Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933

Моя бабушка рассказывала мне. Как-то она с каким-то письмом пришла к Коллонтай в гостиницу "Метрополь", где та проживала. Коллонтай встретила ее в немыслимом пеньюаре. Бабушке сразу показалось, что где-то она точно такой же уже видела. Тут надо сказать, что бабушка до революции в городе Минске делала шляпки. И хозяйка тогда направляла ее отнести коробку со шляпкой к богатым клиентам. Так вот, по пути домой от Коллонтай бабушка наконец вспомнила, где ей уже попадался такой пеньюар. Дело было давно. В Минске. Она принесла шляпку клиентке. Та была именно в таком пеньюаре. Она была мадам, хозяйкой дорогого борделя.

С Марией Спиридоновой Александра Коллонтай встречалась весной 1917-го. По сути, их встреча как раз и есть момент смены революционных элит. Мария Спиридонова — самая известная революционерка России. Она только что вернулась в Петербург с Востока, с каторги. Она освобождена личным указом министра юстиции Керенского в первые дни Февральской революции. Александра Коллонтай приехала с Запада, из эмиграции. Она никому не известна. У одной в прошлом одиннадцать лет каторги, другая России в глаза не видела с 1898 года. Была только пару раз, наездами. Так что представление о стране у обеих относительное, но в 1917 году это не имеет существенного знамения.

На солдатском митинге Спиридонова и Коллонтай выступали по очереди. Спиридонову слушали уважительно. Коллонтай приняли восторженным ревом. После выступления солдаты на руках несли ее в авто. Константин Сергеевич Станиславский, который слышал Коллонтай на митинге, оценил режиссуру ее выступления, точнее, технику речи: С первых же фраз она вносила в речь столько подъема, сколько нужно чтобы голосом захватить аудиторию. Ослабляя модуляцию в середине речи, она в конце снова набирала полную силу, но не переходила на крик". О содержании речи Станиславский ни словом не обмолвился. Мужская аудитория забросала Коллонтай букетами сирени.

На самом деле весной 1917 года никто бы не подумал, что в такой вот форме наблюдает смену исторических персонажей. Более того, уже после Октябрьского переворота, в момент выборов в Учредительное собрание 5 января 1918 года, эти женщины со своими мужчинами, то есть со своими партиями, вновь оказываются по одну сторону барьера.

Две самые революционные партии — большевики, только захватившие власть, и левые эсеры — получают меньшинство во Всероссийском Учредительном собрании. Вот тогда-то левые эсеры блокируются с большевиками и разгоняют Всероссийское Учредительное собрание. Мария Спиридонова выдвигала свою кандидатуру на пост председателя Учредительного собрания и не набрала голосов. Через несколько часов после провала на выборах она одобрила разгон Учредительного собрания. То есть после одиннадцати лет каторги она высказывается за диктатуру. Левые эсеры — единственная и последняя политическая партия, которую терпят большевики. Но только до середины 1918 гада.

Спиридонова поддержит позицию Ленина по Брестскому миру. Вопреки мнению своей партии, она выступит за мир с Германией любой ценой, с любыми территориальными потерями. Кстати, под документом о полной демобилизации российской армии редом с подписью Троцкого стоит подпись Анастасии Биценко, эсеровской террористки, которая отбывала каторгу вместе со Спиридоновой. Когда в конце марта IV съезд Советов ратифицировал Брестский договор с утратой огромных территорий, левые эсеры вышли из правительства. Спиридонова подчинилась партийной дисциплине. На самом деле истинная причина разрыва с большевиками для эсерки Спиридоновой одна — большевистская политика в отношении крестьянства, продотряды, отнимающие хлеб, голод. И самое главное — большевики не отдают землю крестьянам. Дело в том, что лозунг "Земля — крестьянам!" — это главный эсеровский лозунг. Автор эсеровского Закона о земле Илья Майоров — будущий муж Спиридоновой. Большевики лозунг "Землю — крестьянам?" в октябре украли, или позаимствовали у эсеров. И, поиспользовав, отбросили. Спиридонова таким цинизмом не отличалась. Этим она отличалась от Ленина. Ленин о Спиридоновой говорил, что она "человек, в искренности которого ни я, ни кто другой не сомневается".

Самой Спиридоновой Ленин говорил: "Морали в политике нет, а есть только целесообразность".

Трудно сказать, на разных языках или все-таки на одном политическом языке говорили Ленин со Спиридоновой. Фактом остается одно: индивидуальный эсеровский террор уступает место террору государственному. В эту жесткую игру за власть большевики никого не принимают. Только свои.

М. Спиридонова. Начало 20-х годов