Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе

Там-то, на окраине их империи, ждала их неумолимая смерть, дабы одновременно поразить эти две августейшие жертвы!

Успокоившись, благодаря временному улучшению здоровья государыни, постоянно движимый своим добрым сердцем, стремившимся лишь к счастью подданных, Александр предпринял это роковое путешествие…

Под влиянием глубокой меланхолии государь часто поговаривал о том, чтобы удалиться в Таганрог, который нравился ему по своему местоположению. Он не хотел следовать предписаниям своего английского доктора Вилье и лишь жаловался на страшное нервное расстройство. Увы!

Он поражён был в сердце. Он умирал, чтобы не наказывать неблагодарных, мятежных подданных, ужасные замыслы которых были ему известны. В то время, как всё вокруг него верило в мнимое спокойствие, не подозревая об опасности, грозившей России и ее государю, – он, этот ангел, изнемогая под тягостью страшной тайны, – в разгар болезни и в припадке горя, проронил лишь следующие слова: «О чудовища, неблагодарные, – я хотел лишь их счастья!».

Слова эти явились как бы проблеском света. Пересмотрели бумаги государя и открыли в них сведения о преступном заговоре… Было уже слишком поздно, удар достиг своей цели, и вероломство заговорщиков, их чёрная неблагодарность сослужили им, быть может, лучшую службу, чем отцеубийственный кинжал!.. Одна лишь злоба убийц не нашла удовлетворения!.. Его не стало!..

Слава, могущество, красота, изящество, приветливость, ангельская доброта – все было разрушено, поглощено беспощадной смертью!.. Александр расстался с жизнью без сожалений: мог ли он еще любить ее!

Он исполнил религиозный долг с покорностью, внушённой истинным благочестием и чистой совестью. Его последние слова, когда он пожелал еще раз бросить взгляд на небо, которое, казалось, уже раскрывалось, чтобы принять его, – выражают также безмятежность последних его минут.

«Какой прекрасный день!» – сказал государь, когда подняли шторы на окнах его спальни. Да, без сомнения, то был прекрасный день, он дал ему беспредельное счастье, бессмертную славу. Но то был ужасный день для тех, кому предстояло пережить его, для несчастной Елизаветы, которая, приняв последний вздох, последний взгляд своего супруга, мечтала лишь об одном – последовать за ним в могилу, чтобы встретиться с ним на небесах! «Наш ангел на небе, – писала она, – а я еще прозябаю на земле, но я надеюсь вскоре соединиться с ним…»

Какая ужасная весть для матери, для августейшей государыни, – лишь благочестивая и сильная душа ее могла перенести такую потерю, такое горе!

Успокоенная относительно драгоценной жизни Александра первым письмом императрицы Елизаветы, несчастная мать, преисполнившись надежды и радости, бросилась к алтарям, чтобы воздать благодарение Всевышнему, который, казалось, внял наконец мольбам пятидесяти миллионов людей, моливших Его о возвращении им их государя, их отца.

Весь Петербург, опьянённый радостью по случаю прибытия курьера с добрыми вестями и запечатлев на память каждое слово трогательного послания своей возлюбленной государыни, толпами направился в церкви…

Не кончился еще молебен, как Великий князь Николай получил последнюю роковую весть. Он вернулся в собор, где все были поражены изменившимся его лицом, на которое горе наложило свою печать. Не имея духа нанести столь ужасный удар сердцу матери, он решил, что одна религия будет в состоянии смягчить его.

Митрополит направился к государыне, держа в дрожащих руках крест, накрытый черным крепом. При виде медленно и торжественно выступавшего священнослужителя, с вечным символом страдания в руках, несчастная мать поняла постигшее ее горе и, подобно Богоматери, упала без чувств у подножия распятия, знаменовавшего ей собственную ее утрату…

Какая горестная картина и какой сюжет для великого художника!

Внутренность великолепного Казанского собора, сверкающего золотом и огнями. Облачённый в богатые ризы священнослужитель, отражающий во всех своих чертах безмолвное невыразимое горе. Величественная государыня – столь нежная мать, проявляющая на своём лице внезапный переход от радости к горю. Великий князь Николай, удручённый собственным горем, и в то же время тревогой за любимую мать. Группы присутствующих, отражающих на своих лицах сомнение, надежду и страх. Таинственный свет алтаря, рядом с мрачным блеском свечей и лампад. Ладан, еще курящийся у подножия алтаря. Богослужение, переходящее от радостного молебна к печальной панихиде, – какой сюжет для нового Рафаэля! Какой материал для нового шедевра!

Европа одновременно узнала о болезни и смерти великодушного государя, возвратившего ей мир и спокойствие. Его оплакивали по всей Европе. Народы с горестью узнали, что друга, освободителя наций уже не стало.