Винцингероде отступал по дефиле, братья Иловайские — над ним по высотам, но чуть отставая, чтобы не дать французам сверху обстреливать и атаковать егерей и драгун, а сами атаковали наступающих внизу французов во фланг сверху через спускающиеся к дороге многочисленные овраги. Бенкендорф уходил сначала на север, затем на восток в обход лесов, по крутой дуге, оставляя слева горящие деревни (нынешние Дютьково, Скоково, Коралово, Ершово); возможно, он шел левее дороги от монастыря на северо-восток, но контролировал ее, как не мог в своем движении не контролировать и спуски с высот в долину Разводни, откуда исходила угроза возможных действий неприятеля. Лишь на высоте деревни Скоково или в виду усадьбы Ершово он должен был повернуть на северо-восток и начать ближе к ночи обход Звенигорода.
К этому времени необходимый результат боя был достигнут. Группа Богарне — три пехотных и четыре кавалерийских дивизии — плюс две бригады итальянской гвардии с артиллерийскими резервом и парком не смогли в течение дня 31-го августа пройти Звенигород^...]
Неприятелю не удалось ни «раздавить» отряд, ни убрать его с дороги. Отряд Винцингероде «нависал» над Богарне вплоть до Москвы и после — на северном направлении на Петербург»39.
Благодаря этим боям основные силы русских смогли отойти к Москве и имели возможность выбора, защищать ли город или сдать его неприятелю.
На совете в Филях обсуждалась неудачная позиция армии, которая была выбрана для обороны Москвы, и сама необходимость защиты Первопрестольной. При защите Москвы можно было легко, хоть и со славой, погибнуть, погубив армию, а значит, и проиграть кампанию. Идею сдачи Москвы первым высказал Барклай-де-Толли, его поддержал Кутузов.
Вот что пишет Винцингероде в донесении императору: «1-го поутру князь Кутузов писал ко мне, чтоб я приехал к нему для переговоров. Я сдал команду полковнику Бенкендорфу, отличному и достойному офицеру, и отправился в Главную квартиру, находившуюся в двух верстах от Москвы. Проездом я нашел и увидел армию в так называемой позиции, в которой слишком неблагоразумно было бы ожидать неприятельского нападения [...] 1-го числа в полдень; тогда он [Кутузов. —
Кутузов понимал, что после Бородинского сражения, когда он бросил в бой последние резервы, а у Наполеона оставался в резерве Гвардейский корпус, соотношение сил было явно не в его пользу. Поэтому он считал главной задачей в создавшейся ситуации добиться коренного изменения соотношения сил в свою в пользу для создания условий последующего противодействия армии Наполеона. М.И. Кутузов сдал Москву, как некогда Рущук туркам, для того чтобы создать у противника видимость победы.
По сути, с оставлением Москвы завершается первый этап войны, который заключался во втягивании армии Наполеона в Россию. Он вполне удался. Безусловно, в планы Александра I и его окружения не входило оставление Москвы. И Кутузов прекрасно понимал, что император его за этот шаг не похвалит. Но его главной задачей была подготовка к выдворению армии захватчика за пределы страны. О том, что именно это было его целью с момента приема командования, свидетельствует тот факт, что Кутузов после назначения поехал не в армию, а выяснять, как идет набор в ополчение и в армию. И только убедившись в том, что этот процесс отлажен, направился в войска. Однако
после Бородина ситуация была тяжелой во всех отношениях. Настроение армии было критическим. При оставлении Москвы русские войска отказались ответить приветствием главнокомандующему. Нужен был шаг, который бы кардинальным образом изменил «положение сил на шахматной доске». И скоро такой шаг был сделан.
В период со 2(14) по 21(3.10) сентября Кутузов с войсками совершил Тарутинский марш-маневр для занятия выгодного стратегического положения.