Исторические романы. Книги 1-6

Его запавшие глазки блеснули: в его практичном мозгу уже сложилась, хотя пока и неясная, комбинация тех выгод, которые он может получить благодаря создавшимся прочным связям с Дудышкиными и их родственниками, которые все принадлежали к очень и очень сильным мира сего.

— Вот уж, что верно, то верно… Да… И какая же ты у меня умница, цыпочка! — воскликнул он, привлекая к себе жену. — Умница-разумница, паинька, красавица! — Лицо его сияло. — Это ты придумала хорошо… Выгода будет… И-и! Как же. Вот только не знаю, как Ольга. Пожалуй, заартачится, — продолжал он уже с серьезным видом. — Не нравится, правда, и мне долговязый князь. Ну да что же делать? Н-да! А что Свияжские вознесутся, и враги их падут, это всеконечно. Пожалуй, стоит эту свадьбу устроить, очень даже. Вот как-то Ольга?

— Папочка! Ведь мы хотим ее же счастья. Если она по легкомыслию не поймет этого, то надо заставить, — проговорила Надежда Кирилловна, ласкаясь к мужу.

— На это есть у нас родительская власть. Перечить Ольга не посмеет. А ты, мамочка, наверно знаешь, что князек хочет ее сватать?

Теперь уже он боялся, чтобы свадьба не расстроилась; счастье дочери было тут, конечно, ни при чем, он боялся за потерю своих выгод от этого брака, Ольга являлась только средством закрепления полезных уз, в его глазах она была не кем-то, а чем-то, не существом, а вещью, которой он мог распорядиться по своему усмотрению.

— Боже мой, на что же мне даны глаза! — воскликнула Надежда Кирилловна. — Я же вижу, что князь готов хоть завтра просить руки Ольги, но трусит. У молодых людей это часто бывает. Его надобно ободрить, дать возможность надеяться.

— Ободри, ободри! — согласился муж. — Ты, золотиночка, сумеешь это сделать.

— Еще бы нет! — гордо усмехнулась Надежда Кирилловна.

— Конечно. Ах, умница-разумница! А я бы так и проморгал этакого селезня! — пел свою песню Свияжский.

— Стало быть, отказа князю ни в каком случае не будет? — категорически спросила она.

— Ни в каком. Помилуй! Прямая польза. Я Кольку преотлично устрою, да и сам…

— Вот что, — перебила его жена. — Тут этот Назарьев… вертится все. Знаешь, могут быть толки…

— А ну его к шуту! Не принимать, да и конец.

— Нет, зачем же обижать его? — торопливо заговорила Надежда Кирилловна, которой удаление из дома Евгения Дмитриевича вовсе не представлялось желательным. — Надобно только возможно больше отдалять его от Ольги.

— Да разве ты что-нибудь подозреваешь? — опасливо спросил Андрей Григорьевич.

— Ой, нет! Скорее подозреваю, что она влюблена в Дудышкина. Я же тебе говорила. Но, знаешь, Назарьев пользуется славой сердцееда, так лучше подальше от греха.

— Совершенно верно. Девчонкам голову вскружить недолго.

— Так если ты позволишь, я приму некоторые меры…

— Отлично! Делай как знаешь. Я на тебя во всем полагаюсь, мамочка. Что за прелесть ты у меня, цыпа! — И Свияжский поцеловал жену в разгоревшуюся щеку.

Все, что надо, было сделано, и сидеть со стариком для Надежды Кирилловны более не представляло удовольствия.

— Ну, папка, я пойду, — проговорила она вставая. — И тебе мешать не стану, да и у меня дело есть.

— Посиди, милашка, — просительно сказал старик, притягивая ее за руку.

— Нет, в самом деле надо, — промолвила она, мягко высвобождаясь. — Я очень рада, что с этим покончено. Воображаю, как будет рад князь! Да, верно, и Ольга. Я ему только намекну, а уж остальное — твое дело.

Надежда Кирилловна слегка прикоснулась губами к щеке мужа и выскользнула из кабинета.

Свияжский, оставшись один, принялся было снова за счет, но работа не клеилась. Он встал, прошелся по кабинету и, остановившись перед висевшим на стене большим, хорошо исполненным портретом своей второй жены, с довольным видом потер руки и прошептал:

— Порадовала, золотиночка. Что за голова! Породнимся с Дудышкиными, так, ах, что за делишки станем обламывать.

Он даже облизнулся, предвкушая удовольствие.

XIV

Поступив в полк, Александр Васильевич хотел нанять себе помещение и съехать от Лавишева, но Петр Семенович настойчиво запротестовал:

— Живите у меня, пожалуйста, живите! Вам ведь не стеснительно?

— Нет, конечно, но я боюсь вас стеснить.

— Вот пустяки! Напротив: по крайней мере, теперь дом стал похож на жилой, а раньше был словно пустой гроб. Право, вы мне сделаете большое удовольствие, если останетесь.

Пришлось Кисельникову покориться, что он сделал не без удовольствия. Но больше всего был доволен этим старый Михайлыч.

— И отлично, что остался: береги батюшкины денежки, — сказал скуповатый старик.