Свою работу о Фонвизине автор предваряет следующими словами: «Есть ли у нас театр? На этот вопрос можно ответить, что у нас когда-то был театр, что теперь у нас почти все театральные сочинения так ничтожны, что и нс стоит об этом говорить». Весь последующий анализ современной комедии склоняет юного автора к мысли о том, что лучшие русские комедии были написаны в XVIII в. (из сумароковских — «Опекун» и «Трессотиниум», «очень занимательные комедии «Хвастун» и «Чудаки» Княжнина, некоторые из комедий Клушина), и жаль, что «комедии наших главных писателей пришли в забвение». Пытаясь определить причину снижения уровня комедий, он пишет: «Теперь у нас нет комедии, если комедию считать зеркалом нравов. В наших комедиях нет ничего оригинального: она пустой разговор, лишенный остроумия французских, которым подражали. Не должно ли искать причину этого в самом характере народа, а не только в том, что у нас еще не родилось великого комика, который бы создал комедию истинно русскую?». Что же, не откажешь молодому человеку в независимости суждений.
Илларион Иванович хорошо рисовал. Многие его черновики, оборотная сторона сочинений{57}
, записи сопровождались карандашными набросками. Эта привычка сохранялась у него на протяжении всей жизни. Он собственноручно выполнил и предложил Александру III рисунок шапки для него{58}.Детство его проходило в доме на Дворцовой набережной и на каменноостровской даче, принадлежавшей бабушке по отцовской линии — Ирине Ивановне. Воронцов-Дашков был воспитан в традициях уклада жизни того круга, к которому принадлежали его родители. В 1855 г. он поступает в Московский университет, по уже в следующем году прерывает обучение и в разгар Крымской войны увлеченным военной службой 19-летним юношей вступает в русскую армию.
В 1858 г. он производится в корнеты, однако неудовлетворенный жизнью в столичном гарнизоне, подает ходатайство о переводе его на Кавказ и вскоре туда уезжает{59}
. Именно 1858 г. датируется начало первого этапа служебной деятельности Воронцова-Дашкова, квалифицируемой как военная. Ибо до назначения на первую административную должность его гражданской службы — министром императорского двора и уделов в 1881 г. — главным направлением деятельности Воронцова было военное.Воронцов-Дашков попал на Кавказ, когда там шел завершающий этап Кавказской войны. Во главе армии с 1856 г. стоял кавказский наместник кн. А. И. Барятинский, с именем которого связаны крупные военные операции против горцев и пленение Шамиля. Воронцов-Дашков принимал активное участие в военных действиях в отрядах Адагумском, Шапсугском, Даховском, а также Дагестанском{60}
, которому принадлежала решающая роль в окружении чеченского аула Ведено и Гуниба, куда бежал Шамиль{61}. Воронцов-Дашков командовал конвоем Барятинского, таким образом, как отмечали биографы Воронцова-Дашкова, молодой граф «имел полную возможность выказать свои недюжинные и разносторонние способности». За особенные отличия в войне Воронцов-Дашков был произведен в чин ротмистра и получил в 1861 г. свой первый орден — св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», а вскоре — наградное золотое оружие{62}.А. И. Барятинский угадал в молодом офицере большие способности, приблизил к себе и давал всевозможные поручения. Как рассказывал сам Воронцов-Дашков, Барятинский привлек его к изучению экономического положения Кавказа и составлению докладов по вопросам гражданского управления, впоследствии так пригодившихся ему. По словам В. G. Кривенко, много лет сотрудничавшего с Воронцовым, «граф Илларион Иванович с особенною благодарностью вспоминал князя и время, проведенное при нем на Кавказе»{63}
. Позже в одном из своих писем цесаревичу Александру Александровичу Воронцов-Дашков благодарит его за то, что тот взял его с собой в Ивановское на похороны «нашего старого фельдмаршала, так не вовремя сошедшего со сцены»{64}.Воронцов-Дашков, флигель-адъютант кн. Барятинского, в Тифлисе коротко сходится с семьей Андрея Михайловича Фадеева, также флигель-адъютанта (старшего) фельдмаршала, члена Совета кавказского наместника. Как известно, С. К). Витте, родившийся в Тифлисе, провел свое детство в доме А. М. Фадеева — деда по материнской линии, о чем подробно пишет в своих воспоминаниях. Особенно коротко сходится Воронцов-Дашков с сыном Фадеева, Ростиславом, ближайшим сотрудником Барятинского, известным публицистом и военным историком. «И вот эта близость, которая установилась между ними в то время, — вспоминает Витте, — соединила их на всю жизнь». В этом мы еще будем иметь возможность убедиться.